Быков прочел резолюцию, тяжело опустился в кресло.
— Не понимаю, — хрипло сказал он. Обильный пот выступил на его лице. — Почему вдруг?
Насмешливая улыбка появилась на лице Несветова.
— Он, видите ли, не понимает. Пишет фирмам, нашим друзьям, угрожающие письма, создает чуть ли не дипломатический конфликт и не понимает.
— Но я не думал…
Дверь открылась, тяжело опираясь на палку, вошел Сарапин, главный инженер треста, которому подчинен Быков.
— Садись, садись, Григорий Владимирович, — прервал свою речь Несветов. — Возьми у Быкова бумажки, почитай их… Прочел? Что скажешь?
— Ты что, совсем с ума сошел? — Сарапин вскочил и, забыв про свою палку, подошел к Быкову.
— Это письмо… мы такие письма… пишем всем субподрядчикам, — запинаясь сказал Быков. — Я думал…
— Ты никогда ни о чем не думаешь! — закричал Сарапин. — И не будешь думать!
— Не кричите, — устало сказал Быков. — Не кричите, — повторил он.
Я встал, подошел к окну. Из этого окна не был виден памятник Долгорукому. Но я знал: что бы ни случилось в главке, какие бы острые конфликты ни разбирались тут, Долгорукий все равно будет показывать рукой — строить здесь.
Было жарко. В сквере голуби, тяжело переваливаясь, подходили совсем близко к людям в тщетной надежде что-нибудь выпросить. Но времена, когда тут продавались пакетики с кормом, уже прошли. Голуби, как нищенки, брели дальше. Все блестело: стекла окон, гранит, крыши. И небо, синее, непорочное, тоже блестело.
В комнате стало тихо. Я повернулся, Быков пристально смотрел на меня. Почему-то на меня смотрели и зам, и Померанцев, и Сарапин. Почему они смотрят? Я машинально пожал плечами.
— Ну что ж, дело ясное, — сказал зам. — Нам предлагают снять Быкова с работы. Будем выполнять?
— Да. — Померанцев встал. — Это не шутки.
— Да. — Сарапин взял свою палку.
Сейчас спросят меня. Что я должен ответить? Следовало бы…
— Ну а ты, Нефедов? — спросил зам.
Почему он спрашивает? Разве еще можно выручить Быкова? Я посмотрел на него. Если такая возможность есть…
— Я думаю, — вдруг хрипло проговорил Быков, — можно обойтись без Нефедова.
— Да, — твердо сказал я.
Я внезапно проснулся. Наверху сосед снова перетаскивал мебель… да не мебель, а сундуки, окованные железом. Сундуки гремели, ухали. Но, посмотрев в окно, я понял, что сосед тут ни при чем. Сундуки двигали гораздо выше, в небесных этажах. Это там они сталкивались, выбивая тонкие линии молний, рвали в клочья серые облака. Длинные лоскуты облаков мчались над двором, исчезали за домами. Несколько минут было тихо, потом снова все заскрежетало. Хлынул дождь.
Только пять утра, но я уже не мог заснуть. Всегда, когда я просыпался, сразу возникало ощущение прожитого дня. Я вспоминал, что было хорошего-плохого, что предстоит хорошее-плохое. Сейчас была неловкость — случилось что-то тягостное, несправедливое… Ах да — Быков! Хотелось забыть о нем. О чем же сейчас будем думать? Вот дождь, посмотри, он так и лупит… Кто лупит? Да дождь! Так и лупит по ветвям деревьев, а они… Кто они? Да ветки! Они даже не согнулись, так, немного, и снова выпрямились. Какая железная целесообразность в природе… Целесообразность? Да, да! Я уже несколько раз задумывался над этим… Почему это в природе все правильно? Вот даже болота. Осушали их, исправляя природу, а теперь уже пишут, что осушение болот оказывается вредным.
Почему же этот Закон целесообразности, которым дышит вся природа, так нарушается в деятельности людей? Ведь люди тоже частица природы. Или нет? Конечно — природа! Почему же Быков… Опять про вчерашнее? Да, почему Быков подписал «нецелесообразные» письма? Ведь мог он все сделать по-другому. Как письма попали в Моссовет? Почему Быков, не зная, зачем его вызвали, ополчился против меня? И почему наконец я сказал «да»? Где же великий Закон целесообразности? Как понять все это? Одну минуту, одну минуту, ты еще не совсем проснулся, отложим Быкова…
Дождь пошел сильнее, удары грома уже не утихают, следуют один за другим. Странно: молнии кажутся невинными, а гром неприятен, хотя все знают, что его-то нечего бояться…
Быкова я мог выручить. Во всяком случае, попробовать… Вот как! Человек приходит в главк, обвиняет тебя во всех грехах, дерзит и грубит тебе, а ты — выручить? Мол, неловко, тягостно. Что же, снова донкихотом быть? Только в книгах… Что в книгах? Странно, как только речь заходит о том, что нужно вести себя достойно, сейчас же выдвигается довод: «Это только в книгах». А в жизни что, человек должен вести себя недостойно?.. Ну зачем такие крайности, просто человек должен вести себя по-человечески… Это что — пинать противника ногами, когда он уже брошен на землю?..