— Долго еще будем тут стоять?
Но таков закон раннего утра, шофер тут же рассмеялся, рассмеялась бабка-вахтер, кажется, улыбнулся и пегий пес (глядя на него, я вспомнил масть лошади, на которой д’Артаньян впервые прибыл в Париж и из-за которой произошла первая дуэль гасконца).
Я шел по площадке, мимо застывших кранов с высоко поднятыми стрелами — на концах их мертво повисли крюки, холодно блестели рельсы; мимо огромных складов железобетона, — все эти панели, колонны, балки, казалось, оставлены людьми, которые — чем черт не шутит! — вдруг перелетели на другую планету; мимо желтых деревянных бытовок, на дверях которых висели поржавевшие тяжелые замки.
Если утренняя Москва улыбчива и доброжелательна, то стройка в этот ранний час холодна и мертва.
Впереди я вдруг увидел Быкова, на пригорке, там, где он обычно стоял… Он пристально смотрел на здание, словно прощаясь с ним. Заметив меня, Быков отвернулся. А дорога вела к нему: справа — плиты, слева — плиты, я не мог никуда свернуть, разве только вернуться.
Я шел прямо… Ну что я ему скажу? Я ведь сам вчера сказал в главке «да» — да, уволить. Пройти мимо, не обращая внимания? Значит, подчеркнуть, что он уже на стройке никто.
Я поздоровался. Быков молча кивнул головой.
Первая машина, та самая, что была у проходной, с грохотом на полном скаку мчалась по дороге мимо нас. Шофер, высунувшись из кабины, что-то закричал, и, словно от этого крика, ожила площадка. На дорожках появились люди, пробежала еще машина, снова шли люди, на краны по вертикальным лестницам полезли крановщики; какая-то полная женщина снимала купеческие замки с дверей бытовок, на штабель плит взобрался парень в синих брюках, желтой майке, на голове не то тюбетейка, не то котелок голубого цвета. Он засигналил крану. Кран медленно тронулся, одновременно поворачивая стрелу, опуская крюк. Трехцветный парень поймал крюк, зачалил плиту, и вот она пошла вверх.
Над нашей головой из огромного черного микрофона раздался резкий голос Сечкина:
— Восемь часов! Начало работы на стройке… Восемь часов!
Нет, люди не оставили стройку. Они вернулись и начали работать. То, чего мы безрезультатно добивались год — начала работ ровно в 8.00 — случилось.
Лицо Быкова чуть смягчилось.
— Ну вот, вы своего добились, — глухо сказал он и, не попрощавшись, пошел по дороге.
Я не понял, чего добился, — точного начала работы или увольнения Быкова? Нужно бы его окликнуть, но я не мог.
Пегий пес, как всегда, проводил меня к конторе.
…Боже, как сердилась вечером Большая чугунная сковорода, масло и желток так и летели на пиджак. Видно, наказывала меня за все грехи.
После ужина пошли шалости телефонной станции. Молодой мужской голос с пристрастием допрашивал меня, что я делаю у Лены. «У Лены? — досадливо отвечал я. — Тут нет никакой Лены…» — «Ну-ну, — не верил голос, — не прикидывайся, парень!» — «Позвольте, по какому телефону вы звоните?..» — «По телефону Лены». — «Ну а все же, по какому номеру?» Тогда где-то там, на конце провода, может в Измайлове, может в Орехове-Борисове или Кунцеве, бросили трубку.
Я сел у телевизора. Разъяснит ли кто-нибудь, почему это телевидение с невиданным упорством пичкает своих зрителей фильмами сорокалетней давности, многие из которых сейчас кажутся наивными и беспомощными? Как интересны телевизионные фильмы или специальные передачи, но как только на экране надпись «Художественный фильм», можешь выключать телевизор.
И вот снова, в сотый или двухсотый раз молодой Крючков приезжает в село, влюбляется и доказывает, что мужская бригада лодырей может перегнать женскую бригаду ударниц. Сколько же раз, дорогие товарищи из телевидения, можно смотреть этот фильм?!
Телефонный звонок. На этот раз все правильно, говорит Аркадий. Голос у него торжественный и радостный:
— Виктор, знаешь, ко мне пришла Мария.
— Мария? Поздравляю.
— Виктор, приезжай сейчас.
— Для чего?
— Как для чего, Виктор? Мы хотим тебя видеть.
— Мы?
— Да, конечно, я и Мария. Знаешь, я перед тобой виноват. В тот выходной наговорил черт знает чего. Приезжай! Мария тут, у телефона, тоже просит.
Я посмотрел на часы — половина одиннадцатого.
— Попаду к тебе только в двенадцать. Что же, Мария ночевать у тебя собирается?
Слышно, как он радостно смеется, потом голос Марии:
— Здравствуй, Виктор!
— Здравствуйте!
— Почему так официально, на «вы»?
Я молчу. Мне неприятен ее игривый тон, ведь разговора с ней, это я сейчас понял, я ждал почти полгода. Кажется, что сейчас, разговаривая из его квартиры, она зачеркивает нашу встречу у недостроенного замка, воскресные звонки (конечно, звонила она!), смутные надежды…