Шесть часов вечера. В соседней комнате бьют часы, из избушки над циферблатом сейчас выскочит кукушка… Быков всегда являлся на совещание, когда она выскакивала.
«Так!» — я сажусь в мягкое кресло у маленького столика. Приятно, можно вытянуть ноги. Можно считать, что день закончен и не прошел даром… Даром? Конечно, «даром» не прошел. Ведь я запретил переходить на следующий этаж. Попросту угробил завтрашний день… «Это — система», — лениво говорю я себе. Лениво, потому что об этом уже думал. В этот момент у меня появляется мысль, что большинство философских наук в общем изучают общение между людьми, а вот самое сложное — общение человека с самим собой — изучено мало. Во всяком случае, таких научных трудов я не встречал… Или ошибаюсь? Такие труды есть?
Хорошо! День уже закончен. Пегий пес — последнее время, словно чувствуя мое одиночество, частенько заходит ко мне — тоже лениво позевывает в углу, поглядывая одним глазом на телефонный аппарат… Столько неясных вопросов, а тут еще один — как возникло пристрастие пегого пса к телефонам? Во всяком случае, когда раздается звонок, он вскакивает и подходит к столу, словно желая принять участие в разговоре, и, заметьте, только когда звонит городской телефон.
Но сейчас мы оба знаем, что никто не позвонит и что — самое приятное — мне никуда не нужно звонить. Я жду — вслед за машинами уйдет со стройки и первая смена. Почему они там в корпусе застряли? Почему? Разве не понятно? Сейчас многоуважаемый товарищ Роликов на Совете держит речь, как будто длинной речью можно смонтировать перегородки…
«Так!»… Очень, очень приятно, что ушел уже и мой помощник Сергей Иванович Бега. Кто-то в главке посчитал, что такая важная персона, как я, должна иметь не обычного секретаря-машинистку, а Помощника. Помощник — это значит… Честное слово, я скучаю по Елене Ивановне, немного смешной, старомодной секретарше, которая непрерывно курит, тушит сигареты в самых неожиданных местах: на стекле моего письменного стола, ручке двери, строительных образцах (Мой Помощник не курит!), которая наивно старалась оберегать меня от посетителей и даже от моих личных знакомых, а в то же время часто забывала о служебных поручениях (Помощник в мою личную жизнь не вмешивается, никогда не забывает о поручениях!), которая при встречах с иностранцами надевала старомодное черное платье и так чарующе неуклюже разливала кофе, как будто вместе с кофе отдавала часть своей души. (Мой Помощник всегда одет по моде, кофе доставляется из столовой по его телефонному звонку…) Ну скажите, пожалуйста, что это за кофе по телефону, что это за работник, который ничего не забывает, никогда не ошибается и вечно служит укором своему начальнику?! Да, забыл главное — милая Елена Ивановна никогда со мной не соглашалась, всегда спорила и учила меня. Примерно четверть своего служебного времени я тратил на то, чтобы ее убедить… (Мой Помощник никогда не позволяет себе возразить, выслушает и в срок все сделает…) Тьфу! Не человек, а какая-то человеко-машина, изобретенная в век НТР.
А каков он внешне? Какой? Не помню. Роста, кажется, среднего. Точно — среднего роста! Толст? Худощав? Минутку… Да, конечно, средней, так сказать, толщины… Волосы? Средние… Извините, конечно, таких не бывает — но вот если представить себе черные, каштановые и светлые вместе… Такие волосы у Сергея Ивановича Беги.
Мой Помощник ушел, и сейчас я блаженствую в мягком кресле. Все же прошло уже около часа, о чем они так долго говорят? Я поднялся и не спеша вышел из конторы, ожидая каждую минуту, что навстречу мне пойдут звеньевые.
На первом этаже, где заседал Совет, было тихо, слабо горело дежурное освещение. Куда они могли деться? Откуда-то сверху доносились обрывки разговора. Я поднялся на лифте. И вдруг увидел Роликова. Он стоял на козлах и крепил перегородку.
— Виктор Константинович, — сказал Роликов таким тоном, как будто уже давно ждал меня. — Тут что-то плохо крепится. Мои хлопцы говорят…
Я взобрался на козлы.
— Это гайки от нижнего крепления, Роликов. Дайте-ка ключ.
Он сразу повеселел, похвастался: