— Что же это мы? Посиди еще, — неуверенно сказал Николай Николаевич. — Куда спешишь?
— Мне срочно в контору, — соврал я.
Стук приближался. Я наскоро попрощался, пообещав заняться Новой Техникой, и пошел по коридору.
Быстро сбежав по лестнице, в раздевалку, я кинул на стойку халат и уже свободным человеком выскочил на улицу.
Мчались машины, толпой шли люди. Всюду были надписи, что можно делать, чего нельзя: «Идите» — «Стойте», «Переход» — «Нет перехода». Вдоль тротуаров на сотни метров тянулись железные ограждения, столь хитро рассчитанные, что преодолеть их нельзя было ни сверху, ни снизу. На торцах многоэтажных домов висели огромные плакаты, которые уже в стихотворной форме предупреждали: «Красный свет — движения нет», а на перекрестках улиц всю эту систему уличного «Можно — Нельзя» дополнял заботливый, но строгий, вежливый, но настойчивый вездесущий московский милиционер.
И все же я вздохнул полной грудью: «Хорошо!»
Когда октябрьское солнце, багровое и недовольное, словно сердитое начальство, покидает стройку и, отдуваясь, садится на крышу соседнего здания, когда крановщик, как цирковой артист, закончивший на высоте трудный номер, ловко спускается по лесенке (честное слово, он тоже заслужил аплодисменты), когда водители, самый нервный народ на свете, отметив путевки, степенно судачат на скамеечке, а вконец охрипший диспетчер вдруг замечает, что кроме машин с бетоном существуют люди, деревья и вообще Вселенная, — тогда наверняка можно сказать: кончился трудный строительный день.
Правда, есть еще вторая и третья смены, столь поощряемые высоким начальством, но, какие там приказы ни пиши, первая смена на стройке и есть первая, главная и основная.
Вот из раздевалок дружно высыпали девушки. Скорей домой! Домой в Москве — это значит в вечернюю школу или техникум, в парк, на водную станцию или в кино; в читальню — это тоже домой.
Потом выходят женщины постарше. Они спешат в детский сад, магазины. Ух, какая масса дел! Порой они ругают свой город, где — сколько ни открывай магазинов — после работы очереди, где троллейбусы, автобусы, трамваи и даже метро переполнены; ругают свой нелегкий строительный труд, но Москву любят, а стройкой гордятся.
Выходят пожилые рабочие, и, наконец, я вижу, из крайней раздевалки появляются молодые люди в элегантных костюмах, стройные и подтянутые — это монтажники, строительная аристократия. Маркизы, бароны и виконты стройки идут, полные достоинства, помахивая чемоданчиками.
Ты можешь иметь диплом инженера, ты знаешь, как рассчитать сложную раму, и командуешь большим хозяйством, но скажи, пройдешь ли ты на высоте тридцатого этажа по балке шириной в двадцать сантиметров? Ах, нет…
Мне приказано в семнадцать тридцать быть в комнате совещаний. У меня в запасе всего пятнадцать минут, и у одного из виконтов — худощавого черноволосого молодого человека — я спрашиваю, где эта комната.
— Галямов, бригадир, — представляется он вдруг. — А вы главный инженер СУ, куда нас передают?
Главк произвел очередную хирургическою операцию — разрезал какое-то стройуправление на три куска. Один кусок, самый большой — строительство высотного дома, собираются передать нашему СУ. Сегодня тут это должно окончательно решиться. Наверное, обсудят и кому остаться из руководителей.
— Да. Простите, я очень спешу, начальство ждет.
— Вот так всегда, — холодновато и спокойно говорит он. — Начальство для начальства. А мы — число. О нас вспоминают, когда нужно увеличить число.
Он застегивает узкий серый пиджак, — кого-то копируя, спрашивает:
— Сколько у вас на объекте рабочих. Тридцать? Мало, добавьте еще пятнадцать. Так? — Черные глаза у него сузились совсем в щелочку, и от этого кажется, что его взгляд приобретает особую остроту. — Имена, фамилии значения не имеют, нужно пятнадцать единиц, правда?.. Ну, а когда эти «единицы» хотят вдруг поговорить с главным инженером, у него нет времени.
Мне нужно идти, могут быть неприятности, но кто разъяснит, как можно уйти, не ответив на это замечание и не выслушав бригаду?
— Хорошо, товарищ Галямов, пусть начальство подождет. Если меня сильно будут ругать, заступитесь?
— Заступлюсь, — серьезно говорит он.
— Тогда говорите, только побыстрее, чего не хватает. Но впредь уговор — сразу всего не обещаю… Краны есть?
— Есть.
— Металлические конструкции, плиты, арматура? — быстро перечисляю я.
— На площадке.
— На площадке? — искренне удивляюсь я. — Тогда, может, с проектом не в порядке?