Кое-как отбившись от оператора и выслушав строгое замечание, Самотаскин вышел на площадку.
…Люди безжалостны наедине с собой. И теперь, лежа в кровати, Петр Иванович кашлянул, когда вспомнил, что хотел уехать, лишь бы не идти к Алешке на высоту. Даже нашел для себя вполне подходящее оправдание: мол, нужно ознакомиться в отделе кадров с какой-то секретной бумажкой. Но к нему подошла Аксиома, дьявольски невинно напомнив, что их приглашал звеньевой.
— Да, пойдемте.
Они пошли наверх. Чтобы ступени не повредить, их покрыли аккуратной одеждой из досок. Инвентарной! Такого не было ни у кого, и, конечно, Аксиома не преминула заметить, что Олег Лазаревич им об этом говорил.
Шесть этажей Петр Иванович шел впереди, а Аксиома, как говорят военные, — уступом вправо. Но на седьмом этаже Самотаскин замедлил шаг, и Аксиома вышла несколько вперед. Сейчас перед его глазами все время маячила надпись «Texas» на синих брючках. Примерно через каждый марш Аксиома останавливалась и сообщала Самотаскину, что еще сказал Олег Лазаревич.
Наконец они вышли на перекрытие четырнадцатого этажа. Дул ветер, район просматривался на несколько километров вокруг.
— Вот тут стычок, Петр Ива. Нужно его посмотреть, — настойчиво сказал Алешка, показывая на самый край перекрытия. — Посмотрите! — Но сам Алешка смотрел не на прораба, а на Аксиому.
Самотаскин сделал несколько шагов. Внизу мирно колыхались верхушки деревьев. Как всегда, потянула-позвала к себе земля, сладостно захотелось так вот шагнуть еще… и вниз — успокоенно прижаться к ней всем телом.
— Сюда, сюда, — безжалостно говорил Алешка. — Тут я не понимаю, Петр Ива, как рубероид клеить, — Алешка подошел к самой пропасти.
Нужно было, конечно, оборвать Алешку. Даже снять его с работы за то, что он форсит, работает без страховочного тросика, но рядом стояла Аксиома. Петр Иванович шагнул вперед…
Как ни старался он потом вспомнить, что было дальше, никак не мог. Когда очнулся, то стоял посреди перекрытия, Алешка крепко держал его за плечи.
— Петр Ива… Петр Ива, — растерянно повторял Алешка. — Да я… да я… Ты прости, Петр Ива…
Аксиомы рядом не было, она стояла сзади, по-девичьи прижав руки к груди; глаза у нее были круглые, огромные.
Петр Иванович сиял руку Алешки с плеча.
— Зайдешь ко мне в обеденный, — медленно растягивая слова, чтобы не чувствовалась в голосе дрожь, сказал он. Нужно было что-то сказать и Аксиоме, потом он сообразил, что было бы неплохо спросить ее, что на такие случаи рекомендовал в своих лекциях Олег Лазаревич, но в тот момент он не нашелся и, держась за перила, медленно начал спускаться вниз.
Он не стал обходить площадки, как делал обычно, пришел в прорабскую и долго неподвижно сидел за столом, рассматривая свои загорелые жилистые руки. Заходили бригадиры, всем надо было что то срочное, но, глядя на его осунувшееся лицо, вытянутые вздрагивающие руки на столе, тихо уходили.
В обеденный перерыв, когда зашел Алешка, Самотаскин показал ему деталь стыка и сухо, как будто ничего не случилось, сказал:
— Вот смотрите, проклейка рубероида производится после того, как установлена панель, так что смотреть было у вас нечего.
— Вижу, Петр Ива, — виновато ответил Алешка.
— Можете идти. — Петр Иванович тогда больше ничего Алешке не сказал. Единственное, что он себе позволил, это перейти с Алешкой на «вы».
Самотаскин тогда долго сидел. Ему вдруг вспомнился случай с монтажником Веткиным. Во время монтажа кабина лифта вдруг пошла вверх. Стоя на кабине, Веткин видел, как к нему приближается перекрытие, вот-вот он будет раздавлен. Кабину успели остановить. Веткин был мужественный человек, он не кричал, когда кабина двигалась вверх, но потом, в прорабской, он долго лежал на скамейке бледный, без кровинки в лице. На следующий день Веткин не вышел на работу и больше уже на монтаже не работал. Может, и ему уйти с прорабской работы?
…Часы показывали полшестого. Рассвело. Самотаскин поднялся, нашел сигареты, закурил, чего никогда утром не делал. Поколебавшись, снова лег.
На следующий день Самотаскин вышел на работу, как обычно, в семь часов сорок минут. Аксиома снова опоздала, но прораб замечаний ей не сделал и вообще постарался с ней не встречаться. Участь ее была решена. Он твердо решил, что Аксиома у него работать не будет. Вечером он поехал к Воротникову, всем известному Ивану Степановичу Воротникову, начальнику строительного управления.