— Не поставлю, — твердо сказал Носов.
Прораб промолчал.
На следующий день Носов повесил сетки, Петр Иванович ходил с ним в подвал, на лестничные клетки, проверял каждую лампочку. Только потом подписал справку.
Но вот что установила через некоторое время Аксиома: Петр Иванович не был скуп. Один раз она попросила его отпустить с работы на полдня. Нужно было встречать на вокзале больную тетку. Петр Иванович ни слова не сказал, только кивнул головой. А когда на следующий день она захотела отработать полдня, он тихо сказал, что это не требуется.
Потом ей все это надоело: стройка, табельная доска с большим висячим замком, разговоры о чистоте. Некоторое время, назло Петру Ивановичу, она бросала кусок доски в одном и том же месте, на границе между корпусами. Внутренне смеялась, когда он в третий раз подряд останавливался у доски и читал всем нотацию. На четвертый день Петр Иванович что-то заподозрил и уже не остановился.
Она бы уже давно ушла. Особенно на этом настаивала Анета (Анюта).
— Да ты что?! — говорила подруга. — Ты уходи к нам, он тебе всю жизнь испортит. У нас свободно, что хочешь делай…
Аксиома соглашалась, но почему-то оставалась. Может быть, из-за Петра Ивановича? Она не могла бы сама сказать почему.
Однажды Анета (Анюта) приехала на стройку. Очень решительно вошла в прорабскую, но ровно через пять минут вышла.
— Ну что? — улыбаясь спросила Аксиома.
— Это же сухарь, бюрократ. Я бы с ним и один день не проработала! — возмущенно говорила подруга.
— Что он тебе сказал?
Анета (Анюта) ничего не ответила, пошла к автобусу.
После Аксиома спросила Петра Ивановича, как ему понравилась ее подруга. Он долго молчал, потом сказал, что она высокого роста.
…В три часа утра Аксиома поднялась на четырнадцатый этаж. Дул слабый холодноватый ветер, на небе луна беззвучно и старательно переливалась через ухабы облаков, а кругом, куда ни посмотришь, освещенные лунным светом, блестели крыши домов.
На перекрытии Алешка и еще два монтажника колдовали у ящика с раствором. Увидев Аксиому, Алешка нарочито молодецким тоном сказал:
— Ну вот, товарищ мастер, развели раствор… Сейчас и монтаж пойдет.
— Я ведь запретила вам разводить старый раствор, — спокойно сказала Аксиома. Про себя она вдруг отметила, что говорит тоном Петра Ивановича.
— А что, мы будем стоять?! — закричал Алешка. — У нас сдельщина. Сдельщина, понимаешь, товарищ мастер?
— Отстраню от работы, — тихо сказала Аксиома.
Послышался ли Алешке в ее тоне Петр Иванович, испугался ли он решительного заявления Аксиомы или, скорее всего, не хотел доводить отношения до полного разрыва, но в сердцах кинул лопату.
— Ладно, будем сидеть и ждать у моря погоды. Идите сюда, хлопцы, перекур.
Монтажники ушли в будку. Аксиома опустила лопату в ящик, с усилием приподняла ее. На вид все было в порядке. Серая, эластичная кашица, состоящая из цемента, песка и воды, должна предохранить металлические детали-связи от ржавчины и заполнить швы между панелями, чтобы не проникала вода. Цемент в растворе должен «схватиться», то есть отвердеть, и тогда твердел весь раствор. А в этой кашице цемент уже частично схватился — раствор «состарился».
Аксиома вдруг почувствовала себя одинокой. Сквозь быстрые облака то появлялась, то скрывалась луна, словно подглядывая за ней, Аксиомой. Так она подглядывает уже давно, когда еще были только деревянные и кирпичные дома, и ничего, жили люди. А вот добравшись до второй половины XX века, человечество изобрело панельные дома, с их требованиями и капризами. Изобрело, легло спать, во всяком случае спит на европейском материке, а она, Аксиома, должна сейчас за все человечество отдуваться. Справедливо ли это?.. На сколько каждый год ржавеет закладная деталь? Кажется, на ноль целых две десятых миллиметра…
Так. Значит, миллиметр за пять лет. Что же выходит? Выходит, через двадцать лет, если закладные плохо заизолированы, дом развалится. По теории, конечно… Ну ладно, подбросим еще пяток, значит, развалится через двадцать пять лет… Сколько будет Петру Ивановичу? Шестьдесят пять. Давно уже на пенсии. Он забудет и этот дом, и свое распоряжение… а дом развалится.
Сколько ей и Алешке будет, они, кажется, однолетки? По пятьдесят. Тоже все забудут… Что же получается? Выходит, качество работы, то, что обеспечивает долговечность дома, нет, не только дома — автомобиля, самолета, — зависит от совести человека…
Постойте, постойте, — мысль почему-то ускользала, — выходит, количество видно. Смонтируют они за смену сорок деталей — их завтра похвалят, смонтируют тридцать — поругают. За количество все в ответе. Оно видно как на ладони… А качество? Не видно. Как так? Есть разные лаборатории, надзоры? Есть. Но все равно, вот как тут с раствором, никто не проверит и только через двадцать пять лет…