— Самотаскин говорит…
— Вам разве не звонила секретарь? Я подписал приказ.
— Звонила, но… я отказываюсь от отпуска.
— Не понимаю вас, Самотаскин. То вы требуете отпуск, то отказываетесь… В чем дело?
Петр Иванович глубоко вздохнул.
— Не слышу. — Голос Нового начальника был резок.
— У меня… мне… некуда ехать, — угрюмо сказал Петр Иванович.
Микрофон рассмеялся.
— Вы что, любезнейший? Как это «некуда ехать»?! На Черное море, в горы, к родным… мало ли куда можно поехать!
— Я прошу отменить приказ.
Некоторое время микрофон молчал, потом снова раздался голос Нового начальника, холодный и жесткий:
— Нет, в отпуск вам придется пойти. Я не привык отменять свои приказы… Ну а если вам некуда ехать, рекомендую побывать в домах, которые вы строили. Жильцы, наверное, вам кое-что поучительное расскажут.
Петр Иванович подошел к окну. Аксиома видела только его сутулую спину с жалко выступающими острыми лопатками. Снова раздался телефонный звонок. Петр Иванович торопливо подошел к столу:
— Слушаю.
В микрофоне голос Важина:
— Это вы, Самотаскин?
— Да-да, — быстро ответил Петр Иванович.
— Там у вас мастер работает, девушка… кажется, Кругликова. Пошлите за ней, пусть подойдет к телефону.
Петр Иванович молча отошел к окну.
— Да, я слушаю, — сказала Аксиома.
— Вот что… заезжайте ко мне сегодня вечером. Ну, скажем, в шесть, нет, лучше в шесть тридцать.
«Ого, быстро, однако, клюнуло!» — Аксиома представила его себе… Это будет интересный разговор. Конечно, она поедет. Но в микрофон Аксиома сказала:
— Я уже в отпуске, Игорь Николаевич.
— Это не важно, я вас жду в полседьмого.
— А зачем?.. И вот дождь пошел.
— Вопрос на месте, — уверенно сказал Важин. Однако в его голосе появилась еле заметная нотка просьбы.
Аксиома посмотрела на Петра Ивановича, ей показалось, что он еще больше ссутулился. Как это сказала Анета? Людей мы любим за их недостатки? Неправда, кто же полюбит этого сутулого неинтересного человека? Нет, людей, конечно, любят за их достоинства… Нужно поехать.
— Алло, алло! — прозвучал нетерпеливый голос Нового начальника.
«Так ему некуда ехать, Петру Ивановичу. Конечно, Г. В. Гусакова ушла от него. Разве с таким сухарем уживешься. Как здорово его обставил Новый начальник. Волевой, интересный… и плечи широкие…»
— Алло, алло!
«Совсем согнулся… Эти острые лопатки жалко торчат… Пусть, мне-то какое дело?!»
— Алло.
— Я не приеду, Игорь Николаевич, — вдруг неожиданно для себя сказала Аксиома. Она прислушивалась к словам, которые произносила, удивлялась — что она такое говорит? — Если Петр Иванович пойдет по своим домам — я, наверное, пойду вместе с ним. — Что она, с ума сошла? Отпуск, единственный месяц в году использовать на хождение по квартирам с этим сухим чудаком?.. Пусть он хоть немного выпрямится… Ну! Пусть выпрямится, черт бы его побрал. Старик, сущий старик! Чего она с ним возится?!
Аксиома выключила микрофон.
Петр Иванович обернулся.
— У меня к вам просьба. Прошу ее выполнить, — сухо сказал он.
— Да-да, конечно, Петр Иванович. Любая ваша просьба будет выполнена немедленно. — Аксиома, готовно улыбаясь, встала.
— Поезжайте, пожалуйста, к Важину. Знаете, как-то неудобно отказывать. А? Верно, у вас уже отпуск. Я дам справку, что вы работали еще один день… или, может быть, один мало? Нужно два? Вы запомнили время? Восемнадцать тридцать… Не опаздывайте! — с ненавистью сказал он.
Он смотрел на удивленное, потускневшее лицо Аксиомы. Да, он сегодня во всем оказался бит. Он даже просил этого красавчика… Это было трудно, но просил… Он бит. Но пусть она не думает, что он примет ее жалость. Ах, какое благородство!.. Не сегодня — так завтра все равно побежит. Для нее ведь ничего нет святого: женская честь, работа, товарищество. Как видит крепкого, рослого мужчину, делается сама не своя. Но пусть красавчик и она не думают, что победили: он — приказом, она — жалостью… Последнее слово все-таки будет за ним, Самотаскиным.
Он подошел к Аксиоме.
— Извините, еще одна просьба. Когда будете у начальника, пожалуйста, передайте ему, забыл сказать… Несколько дней назад я договорился в тресте о переводе меня в другое управление. Так что пусть извинит, на работу сюда я больше не приду… Ну всего вам. — И, пристально глядя ей в глаза, безжалостно добавил: — Как это говорят — мне было весьма приятно работать с вами.
Потемнело. Деревья, высаженные вдоль ограды, начали низко, благодарно кланяться, высоко ударил то ли взрыв, то ли гром. Струи дождя с силой застучали по оконному стеклу, по крану, по бетонным дорогам.