Выбрать главу

— Не знаю, как это можно построить дом. Знаете, тут ремонт квартиры уже пятый год откладываешь, даже жутко становится, когда подумаешь, что придут маляры, штукатуры и кто там еще…

Но именно это удивление не действительными сложностями строительной профессии, а неприятными мелочами, которые вторгаются в обжитую квартиру во время самого пустякового ремонта, для настоящих строителей так же неприятно, как хирургу, когда удивляются не его смелости, выдержке и таланту, а терпению, с каким он возится с дурно пахнущим телом больного.

Тень прошла по лицу гостя.

— Пятый год? — тихо переспросил он.

— Конечно, не пятый год, — обрадовался композитор, наконец услышав голос молчаливого прораба. — Это я так сказал. Садитесь, пожалуйста… Вы специально, чтобы проверить, ушли с работы?

Прораб еще раз скользнул взглядом по комнате.

— Я в отпуске.

— В отпуске? — удивился композитор. — И время тратите на обход квартир?.. — Иннокентий Никитич представил себе свой отпуск: последние годы он ездил в Италию, Францию, был в Варне… Только сейчас он заметил новый, плохо сшитый костюм, который делал прораба кривобоким, увидел фотоаппарат, висящий через плечо, вспомнил странную улыбку. Да, конечно, прораб пришел, чтобы встретиться с людьми, для которых он трудился. Может быть, для этого человека такая встреча — самое удивительное приключение в жизни… Он, Иннокентий Никитич, — баловень судьбы, у него интересная жизнь, даже его неудачи и те были интересны. А вот этот человек?.. Иннокентию Никитичу стало не по себе:

— Так вы в отпуске?! Вот хорошо, что вы зашли ко мне. Может… — Он вскочил и подошел к буфету. — Пожалуйста, прошу вас.

Но прораб даже не посмотрел на рюмки.

— Я не слышу шума сверху.

— Да-да, конечно, это всегда так бывает… Вы заметили, товарищ, — быстро заговорил композитор, — вот телевизор совсем барахлит, а как приходит мастер, работает отлично. Прошу вас. — Он взял рюмку.

— Может, вам показалось? — спросил прораб.

— Как показалось? (Ну вот, хочешь с человеком по-хорошему!) Что значит показалось?! Я не сплю ночами… днем не могу работать, а вы «показалось»! (Противный сухарь!) Я это так не оставлю! — снова вскипел композитор. — В конце концов, я обращусь… — Он на минуту остановился, так как не знал, куда нужно обратиться. — Я обращусь… в контроль… (Ну конечно же в контроль, должен же быть какой-то контроль над этим человеком!) Это так даром не пройдет…

Лицо посетителя осталось спокойным. Композитор видел, как он провел рукой по стене, потом вышел в переднюю. Композитор прошел за ним, хотел открыть дверь, но ключа не было.

— Черт его знает, куда он делся, — раздраженно сказал Иннокентий Никитич.

— Он у вас в правом кармане. — Прораб вытащил помятый блокнот, что-то записал. — Это мой телефон. Если вам снова покажется, что сверху стучат, — позвоните мне.

— Как покажется?! — закричал композитор…

Когда через минуту композитор вышел на балкон, он увидел своего гостя. Ссутулившись, тот медленно шел по двору. Фотоаппарата на плече уже не было. «Забыл у меня, что ли?» — с беспокойством подумал Иннокентий Никитич. Но тут же увидел сверток в руке странного посетителя. «Завернул в газету. Зачем он брал с собой фотоаппарат?»

Многие, даже очень простые вещи остаются для нас тайной. Никогда композитор Уранов не узнает, что старший прораб Петр Иванович Самотаскин взял с собой фотоаппарат, который ему преподнесли к отпуску строители, чтобы фотографировать счастливого жильца квартиры № 13 дома № 1 по Кривоколенному переулку.

Теперь Аксиома могла пойти к Новому начальнику. Ведь если этот сухарь побоялся признаться, что он прораб, да притом разъезжает с молодыми скрипачками, то его поведение в прорабской, так поразившее Аксиому, было просто позой.

Она вышла на улицу. В Москве было время дождей — так, кажется, говорят в некоторых странах. Во всяком случае, самый жаркий московский месяц — июль был холодным, с ветрами и дождями. Этот год, как рассказала ей Анета, был по старинному исчислению годом Скорпиона. А чего можно ждать от зловредного насекомого — известно. Где-то наверху грохотало, скрежетало.

Аксиома шла вдоль университета. Ей всегда казалось, что из всех видов искусства архитектура больше всего влияет на человека. Может, она и ошибается. В споре с ней квалифицированный искусствовед легко докажет ее ошибку, — мол, литература, музыка сильнее… Может быть… Может быть! Это, конечно, ее личный взгляд, так сказать практический… Ну скажите пожалуйста, уважаемый искусствовед, сколько раз в году вы читаете «Войну и мир»?.. А, то-то же! Может, раз, а может быть, раз в три-четыре года. Правда? Сколько раз вы слушаете «Евгения Онегина»? Не более раза в пятилетку. Так? А вот она каждый день любуется ансамблем университета, когда проходит мимо. И радостно ей, и чуть тревожно… Даже — два раза в день… Сколько это за пятилетку, уважаемый и почтенный оппонент? Сейчас сообразим: два помножить на пять и помножить на триста шестьдесят… Три тысячи шестьсот раз! Чувствуете разницу?!