Алексей Романович подробно разбирает проект.
Чирков заключает:
— Предлагается зафиксировать: проект переработать, смету сократить на указанную экспертизой сумму. — Он несколько минут выжидает. Все молчат. — Все, товарищи, благодарю вас.
…В раздумье я иду по коридору. Только что на анализе проекта сотрудники отдела сохранили государству больше, чем мой бывший коллектив экономил за целый год.
На улице меня догоняет Семен. Мы останавливаемся. Толпа, недовольно урча, обтекает нас. Не то что мы ей мешаем — просто два человека, спокойно беседующие на перекрестке, нарушают ее стиль.
— Это что, — говорит Семен, — вот когда мы делали экспертизу проекта Новосибирского завода… — Тут он неосторожно делает шаг в сторону. Толпа подхватывает его, бросает, как щепку, и начинает засасывать в подземный переход. Семен поднимает руку, что-то кричит… Секунда, и его уже нет. А поток людей течет и течет.
Пожалуйста, читатель, не пожимайте в недоумении плечами, если я скажу, что вот сейчас мой старый знакомый автобус везет меня к Моргунову.
Вчера я устроил сам с собой экстренное совещание. Была единогласно принята резолюция: немедля возвращаться.
«Как же так? — спросит мой критик. — Вы ведь ушли по принципиальным соображениям?»
«Да…»
«Но это непоследовательно!»
«Я скучаю по стройке. Кроме того, вспомните, как оценил мой уход председатель комитета. Я решил вернуться».
…Моргунов встретил меня неприветливо. Голова и лицо у него были забинтованы так, что торчал только крупный нос и блестели черные глаза.
— Тебе чего? — вместо приветствия хмуро спросил он.
— Что с вами, Николай Митрофанович?
— Приболел я тут — старые военные дела. Ты удрал, а мне за двух пришлось тянуть… Дали мне главного инженера. Да я его прогнал, тихоня такой, испугался, со всем соглашается… противно даже. — Моргунов усмехнулся. — Я, может быть, ждал, что ты одумаешься. Разве не скучал?
— Скучал, Николай Митрофанович. Очень скучал, — тихо сказал я.
Он недоверчиво блеснул глазами из-под бинтов. Что-то хотел сказать, по промолчал.
Да, конечно, начинать этот трудный разговор нужно мне.
— Николай Митрофанович, я хочу вернуться… Я принимаю ваши условия, как говорят военные — безоговорочно капитулирую. — Ух, как все это неприятно говорить, и шутка довольно плоская. — Я не буду заниматься фантазиями…
Он тяжело встал, по привычке провел рукой по голове, но недовольно отдернул руку, когда она коснулась бинтов, подошел к окну и стал смотреть.
— Так ты, значит, решил вернуться? — сказал он глухо. — Безоговорочная капитуляция, говоришь…
— Да.
— Ты, парень, всегда хочешь быть чистеньким…
Зазвонил телефон. Моргунов подошел к столу, уселся и снял трубку. Послушал и сразу начал кого-то отчитывать.
Мне казалось, что ругает он меня.
Потом он положил трубку и, насмешливо глядя на меня, сказал:
— Не выйдет так, Виктор Константинович. Ты когда уходил, наверное, любовался собой — вот я какой принципиальный! Конечно, если говорить прямо, я тогда перегнул маленько, но ведь ты не знаешь, сколько мне неприятностей твоя чихалка доставила. А теперь ты снова как герой приходишь.
— Какой там герой, Николай Митрофанович! — недоуменно сказал я. — Я капитулирую, а вы — герой…
— Вот в этом все и дело. Ты и сейчас геройствуешь. Видите, какой я. Как я люблю свой коллектив, даже пренебрегаю гордостью. А надо быть попроще: хочу работать, и все… Не выйдет так! — Он стукнул карандашом по столу.
Я поднялся, растерянно спросил:
— Значит как же?
Он тоже поднялся.
— Иди работай. Просто так, без капитуляций. Твой кабинет свободен… Ладно, черт с тобой, фантазируй. Заразил ты всех тут своими фантазиями. Тут Смирнов что-то такое придумал, в Наполеоны прет. Разберись.
Уже когда я взялся за ручку двери, он добавил:
— Постой! Кажется, в таких случаях нужно сказать, что я рад твоему возвращению. Так? — Он рассмеялся. — Видишь, твои уроки вежливости не пропали даром.
Председатель комитета выслушал меня, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.
— Иван Степанович, здравствуй. Не получается ничего с омоложением наших кадров. Вот пришел ко мне Виктор Константинович из отдела Чиркова… Да… да… месяц тому назад мы его взяли… Хочет на стройку вернуться. Что будем делать?.. Да, каюсь, моя протекция… Виноват, виноват, Иван Степанович… Но ты его отпусти.