Некоторое время я молча стоял на перекрытии, но, увидев Гната, неожиданно для себя спросил, указывая на плиту:
— Это что?
— Плита, — удивленно ответил Гнат.
— Это что?
— Ящик… Да что это с тобой, инженер?
Я очнулся:
— Прости, Гнат, контролерша меня совсем закрутила.
К вечеру на стройку перестал поступать раствор.
Анатолий привел ко мне нашего нового диспетчера Любу, очень юное и хрупкое существо в синих брючках.
— Вот, посмотрите на нее, — закричал Анатолий, — забыла заказать раствор. Ну что с ней сейчас делать? — Он нервно забегал по комнате.
— Это правда? — как можно строже спросил я.
Она кивнула головой и стала озабоченно оттирать на пальце чернильное пятно.
Я позвонил снабженцу. Митрошин призвал на наши головы все громы небесные и потребовал немедленно четвертовать Любу.
Я смиренно молчал. Накричавшись вдоволь, Митрошин наконец смилостивился и сказал, что займется раствором.
Я повесил трубку.
— Но виноваты и вы, Анатолий Александрович, — надо проверять.
Мы заспорили, забыв о Любе, и вдруг она странно тонко заплакала.
— Вы чего? — недоуменно спросил прораб Анатолий.
— Ви-ви-ктор Константинович меня не руга-ет… — Люба плача выбежала из комнаты.
Мы смущенно посмотрели друг на друга.
— Пойду успокою, — сказал Анатолий, поднимаясь.
На стройку приехала черная «Волга». Строители знают, что на такой машине ездит большое начальство. Поэтому ко мне экстренно отрядили Петьку.
У «Волги» стоял заместитель начальника главка Левшин. Лицо у него словно застыло.
Мне никогда не удавалось скрыть свои чувства, и люди, которые внешне не реагируют на события, кажутся мне загадочными. Я невольно перед ними робею. Я рассказываю Левшину о ходе строительства, сбиваюсь и умолкаю.
— Ну? — произносит он.
— Все, — виновато говорю я.
— Не слишком подробно. — Он опускает веки. — Так что же вы все-таки собираетесь делать, чтобы войти в график?
Работа в комитете все же кое-чему научила меня. Раньше я ответил бы сразу, теперь сказал:
— Я подумаю и сообщу вам.
— Это единственно разумные слова, которые я услышал от вас за четверть часа, — сказал Левшин и недовольно спросил: — Не совершили ли мы ошибку, поручив вам такое сложное дело?
Я ответил, что ошибки не совершили.
Но Левшин не принял шутки.
— Я позвоню вашему управляющему, пусть поговорит с вами.
— …Ничего, ничего, Виктор, работай! — через два часа говорил мне приехавший на стройку Николай Николаевич. Он выглядел совсем плохо. — Ничего, держись. — Он ободряюще положил мне руку на плечо. — Рядом с новым всегда возникают трудности. Не суетись, не бегай, думай, и трудности отступят. — Он уже улыбался.
Я принял трудное решение — на время прекратить монтаж. На стройке оно было встречено гробовым молчанием.
Даже Гнат не шумел, только при встрече странно тихо сказал:
— Смотри, инженер, влипнешь.
Но зато сверху гремели раскаты грома. Из главка требовали объяснения.
Позвонил Николай Николаевич.
— Это так нужно? — коротко спросил он.
— Да, Николай Николаевич, следует сначала подготовиться.
— Хорошо.
На стройку прибыли представители завода башенных кранов. Выяснилось, что наши крановщики полностью не освоили механизмы. Инженеры завода, их было трое, приступили к обучению наших механизаторов.
Мы заказали новую оснастку.
Даже в троллейбусе, по пути на работу, я снова продумывал технологическую цепочку. Вроде все предусмотрено, вот освоим краны, придет новая оснастка. Остаются только мелочи… Мелочи… А вдруг дело в них?
На работе я позвонил прорабу Анатолию.
— Через час начните монтаж на одном корпусе, — приказал я.
— Почему? Ведь еще не все готово.
— Скажите нормировщице, чтобы она приготовилась к хронометражу.
Анатолий что-то проворчал. Я повесил трубку.
Целый день я провел на монтаже. Сюда секретарь Лида, недовольно хмуря широкие брови, и приносила на подпись бумажки.
— Может, мне перенести сюда стол и машинку? — ядовито спросила она.
В шесть часов вечера, когда у меня, как обычно, собрались прорабы и бригадиры, я предложил в монтажном звене сократить монтажника и добавить одного сварщика.
— Ерунда все это! — вспыхнул прораб Анатолий. — Пусть краны работают бесперебойно, и все пойдет.
— Обойдемся, инженер, — закричал Гнат, — что же чужих приглашать?