Впервые я резко оборвал Гната. Я положил на стол карту хронометража.
— Смотрите — двадцать два процента кранового времени теряется из-за задержки в сварке…
Монтаж был возобновлен через пять дней.
Мне позвонили из диспетчерской.
— Виктор Константинович, — раздался тонкий голосок Любы, — вас срочно требуют на первый корпус.
— Что случилось? — встревоженно спросил я.
— Не знаю.
…На перекрытии третьего этажа на узкой скамейке сидели прорабы.
Кочергин поднялся, зашел в будку мастера, вынес стул и поставил его напротив скамейки.
— Садитесь, — коротко сказал он.
Я сел.
— Виктор Константинович, — осторожно начал Кочергин. — Мы тут собрались и приняли решение. Извините, конечно, что без вас. Но вы бы нам мешали. — Он усмехнулся. — Не дали бы нам свободно порассуждать…
— Не тяните резину, Кочергин! — резко сказал прораб Анатолий. — Говорите сразу.
— Сейчас, сейчас… Понимаешь, Анатолий, не люблю говорить начальству неприятные вещи… Виктор Константинович, — снова обратился он ко мне, — как видите, мы смонтировали только пол-этажа. И краны работали бесперебойно, и сварщиков по вашей рекомендации добавили, и оснастка новая, а не получается. Сколько же можно трепать себе и другим нервы? Мы решили прекратить этот экспери… эспери… черт его знает, даже не выговоришь.
— Эксперимент, — сказал Быков.
— Не понимаю, — медленно сказал я. — Почему вдруг? Анатолий Александрович, что это значит?
Анатолий сидел на краю скамейки, опустив голову.
— Это значит, — помедлив, ответил он, — что мои расчеты — это теория, а жизнь есть жизнь. Это значит, что я втравил вас всех в авантюру. — Он поднял голову. — И не смотрите на меня так осуждающе. И так тошно!
Быков встал, обошел скамейку и положил руку на плечо Анатолию.
— Не нервничай, Анатолий… Все в порядке, Виктор Константинович, — мягко сказал он. — Монтаж ведь ускорен, а быстрее все равно не получится.
— Но почему еще не поработать? — спросил я.
— А сколько можно волынку тянуть? — вдруг резко спросил Морозов. — Сколько? — он приподнялся. — Никому вся эта шумиха не нужна. Нужна ритмичная работа, а не рекорды. Я сыт по горло от всех этих затей. Завтра перехожу на нормальный график. — Его всегда невозмутимое лицо злобно искривилось.
Вот когда он наконец заговорил. Мне даже стало легче, но я понял, что должен принять его вызов. И, наверное, от результатов моего спора с Морозовым зависит судьба всей стройки.
Я посмотрел на Сокова, сидевшего напротив меня. Он несмело поднял на меня глаза.
— Объясните, Виктор Константинович, — тихо попросил он, — для чего нужно продолжать опыт?
Из лестничной клетки появился Гнат. Увидев меня, он сразу закричал:
— Инженер!..
— Помолчи, балаболка! — оборвал его прораб Анатолий.
Гнат ничуть не смутился, подошел к нам и тоже сел на скамейку.
— Ладно, и я тут посижу в рабочее время, — усмехаясь сказал он.
Наконец я собрался с мыслями.
— Это не рекорд, Морозов, — сказал я. — Дело не в рекорде. На заводах есть такое понятие — «проектная мощность». Ее, эту мощность, рассчитывают проектировщики, и потом все ИТР на заводе считают делом своей чести ее достичь. У нас на стройке нет такого понятия. Правда?
Прорабы молчали.
— Такого понятия нет, — весело сказал Гнат.
— Анатолий Александрович правильно рассчитал. Теоретически этаж можно смонтировать за сутки — это наша «проектная мощность». Мы должны ее достичь. Выжать все из кранов. Снова пересмотреть состав бригад, может быть, применить другие кондукторы…
Прорабы молчали.
— Что касается ритма, — продолжал я, — то ведь ритм, Морозов, бывает разный. Можно ритмично возводить дом год, можно полгода, а Анатолий предлагает за двадцать дней.
— А я говорю, что все это никому не нужная шумиха, — упорствовал Морозов, поблескивая черными узкими глазами. — Ну скажите, кому это нужно?
— Наверное, все же нужно… Нашему управлению, всем остальным стройкам, — тихо сказал Соков. — Людям нужно…
— Мне нужно, — весело и громко заявил Гнат.
— И мне! — раздался за моей спиной голос бригадира Сергея Королькова. — Еще никогда наша бригада так здорово не работала.
— Вот, вот… профсоюзное собрание устроим, — перебил его Морозов.
— Нет, профсоюзного не будет, — выйдя вперед, ответил Корольков. — Вы уж извините, товарищ Морозов, мне нужно начинать монтаж.
…Остались только Анатолий и я. Он по-прежнему сидел, опустив голову.