Я вспомнил, как расшумелся тогда на площадке прораб Анатолий.
— Вы это бросьте, Виктор Константинович, — кричал он. — Нечего вам в позу становиться. Вы для этой стройки…
Он задохнулся, по лицу пошли красные пятна.
— Хорошо, хорошо, Анатолий Александрович, — успокаивающе сказал я, — меня тоже сфотографируют.
Фотограф, молодой, ловкий парень с длинными волосами, уложенными сзади так, что одновременно напоминали прическу пажа конца семнадцатого и завитки московского кучера начала текущего столетия, в зеленой куртке, усеянной желтыми гусеницами-молниями (они были даже на рукавах), смеялся:
— Ну и ну, товарищи строители, рассмешили вы меня… А скажите, — тут он стал серьезным, — скажите, сколько кранов было у каждого здания? Можно ли начать, так: «Экспериментальный дом, корпус семь, только недавно был окружен башенными кранами».
Анатолий недоуменно посмотрел на фотографа.
— Окруженный башенными кранами? — машинально переспросил он.
— Да-да, — глядя снизу вверх на Анатолия, подтвердил фотограф. — Я хочу тиснуть и заметку. Вроде красиво будет звучать.
— Да ты что, парень, спятил? — набросился на фотографа Анатолий.
— Анатолий, — предупреждающе сказал я, — товарищ из редакции.
— Жалко, — разочарованно протянул фотограф. — А красиво было бы.
Конечно, в витрине выставили только карточку Анатолия, и сейчас он недовольно и раздраженно смотрит на меня с фото.
Я подмигнул портрету: «Ничего, Анатолий, терпи».
…Вечер четверга — освещенное многолетней традицией время наших оперативок. Несколько трудных часов, когда начальник управления имеет официальное право грозно на всех кричать, ибо нет ни одного строительного участка, ни одной службы управления, которые выполнили бы многочисленные и подчас разноречивые приказы Ивана Митрофановича.
Я зашел к нему раньше, чтобы по неписаной служебной этике доложить о предложении Левшина.
Но Моргунов уже знал.
— В начальство лезешь, парень, — язвительно, но с некоторым оттенком уважительности сказал он. — А не рановато?
— Рановато, — ответил я.
— Да садись, ей-богу! Вечно приглашения ждешь!
Я сел.
— Я, Иван Митрофанович…
— Знаю, знаю, что скажешь, — перебил он меня. — Будешь говорить, что сам не просился… Эх, так у нас всегда: не успел человек что-нибудь сделать, самую малость, как его немедленно тащат вверх по служебной лестнице.
Я засмеялся:
— Вы напрасно меня перебили, Иван Митрофанович. Я отказываюсь от предложения.
Моргунов провел рукой по коротким черным волосам.
— Как это отказываешься? Почему?
— Ни к чему мне это. Да и не хочется уходить из коллектива…
Моргунов несколько секунд молча смотрел на меня. Потом суровое его лицо смягчилось.
— Отказываешься, значит?.. — Он опустил глаза и глухо сказал: — А ведь, как я понимаю, тебе со мной не сладко приходится… А? — Он снова посмотрел на меня: — Чего молчишь? Отвечай! — В его голосе зазвучало раздражение. — Ну хорошо, помолчи, — Моргунов усмехнулся. — Помнишь кинотеатр? Тогда я был замуправляющего и заставил тебя перевести на эту стройку рабочих отовсюду. Помнишь?.. А потом, когда ты обратился ко мне с просьбой помочь с фондом зарплаты, я отказал.
Он тяжело поднялся и медленно подошел к окну.
— Потом, когда я стал начальником этого СУ, я требовал от главка тебя убрать. Помнишь «чихалку» — эту твою машину по подаче бетона? Когда у тебя не получилось, я поставил тебе ультиматум: если хочешь остаться — откажись от своих фантазий! Тебе пришлось уйти.
— Я…
— Подожди, — строго прервал меня Моргунов, — я еще не закончил… Сейчас, когда ты вернулся, я бываю с тобой резковат… И все же ты остаешься с нами…
Он снова прошел к столу, опустился в кресло и нажал кнопку.
— Зовите всех! — громко приказал он секретарю.
В комнату медленно, нехотя начали заходить прорабы и начальники служб СУ.
Моргунов, пока все рассаживались, добавил:
— Я знаю, что тебе пришлось бы кривить душой и возражать мне… не люблю этого. А за то, что остаешься, спасибо. — Моргунов оглядел собравшихся и громко произнес, явно наслаждаясь предстоящим: — Соков, был у вас сегодня, ну когда наконец…
Многоликое, огнедышащее чудище, именуемое оперативкой, заглатывало нас: страшно кричал Моргунов, жалобно оправдывались прорабы, сваливая все свои беды на снабженцев, а главный снабженец Митрошин, забаррикадировавшись амбарными книгами, где отмечались заявки и поступления материалов, короткими очередями-репликами разил своих противников-прорабов.