Николай Николаевич.
Из Москвы.
От Виктора Константиновича Нефедова.
Дорогой Николай Николаевич!
Вы попали в хорошие руки. Я не очень смыслю в медицине, но зато знаю Вас, и мне думается, что метод лечения, который выбрал профессор, — наилучший.
Я следую Вашему совету: «За дело, за дело», завтра начинаю все сначала.
Вы, конечно, правы в отношении Костромина и Моргунова. Но, Николай Николаевич, не сердитесь на меня, я не могу их «приструнить».
Ведь есть разные методы руководства людьми, правда?
Я, конечно, мало еще работаю, но Вы знаете, Николай Николаевич, пока я не встречал очень плохих людей. Видел их в кино, читал о них в книгах. Вижу, Вы улыбаетесь: «Эх, зелен еще, зелен!» — так про меня ведь говорят. Все равно, я уверен, что есть другой путь: пробудить в людях лучшее, что в них есть. Попробую идти по этому пути.
До свидания, крепко жму Вашу руку.
Виктор.
P.S. Передайте, пожалуйста, Л.В. эту записку.
Лидия Владимировна!
Я получил Ваше письмо. Благодарю за добрые пожелания. Конечно, прав наш друг Сперанский, людям дела не до лирики.
Не стоит, наверное, обо мне беспокоиться — выдержу.
В.К.
Если Сперанский сообщит еще что-нибудь интересное, уведомите, пожалуйста, меня.
Глава четвертая
Из избы выносят сор
Наконец я добрался до своего стола… Все эти дни я ездил по стройкам.
Стройки, стройки: кран, несколько смонтированных этажей, штабеля железобетонных плит, забор из плохо пригнанных досок, — какие они все одинаковые! И только строитель видит, что на одном доме края балконов уже покрыты железом (готовятся к стяжке), засыпают перекрытия, монтируют вход, а на другом ведут только монтаж. Тут работают прорабы-стрекозы. Помните басню: «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела…»
Ведут прорабы монтаж, растут, на удивление всем, стены домов. Ну, а другие работы? Это все после. А «зима катит в глаза:»…
И вот я сижу за своим столом. Я объехал все стройки треста. Знаю: у Беленького прорабы строят красиво. От вывески на заборе до самого верхнего этажа — красиво и правильно. Знаю, в управлении Визера все работают под лозунгом «вырвать план!». Свалили кирпич с машины, перекошен забор, разбиты ворота — это все ерунда, нужны цифры. Я смотрел в плановом отделе, цифры: у него хороши. Но было общее для всех без исключения строек — разрывы в работе, простои.
Прораб Соков рассказывал, что ночью стройка совершенно не управляема. Целую смену простоял башенный кран из-за поломки, обратиться некуда. Ковалев, прораб гостиницы из управления Беленького, жаловался на плохую поставку раствора. На площадках Визера все прорабы кляли завод стеновых блоков. Один — только один! — блок не привезут — простой.
Когда я работал в строительном управлении, все это казалось мне случайным: «Ну что там? Сломался механизм?.. Исправят! Не подвезли раствор — сейчас позвоню на завод…» Теперь я понял, что это целая система непорядков, которая разъедала стройки.
О какой экономии труда можно говорить при постоянных простоях? Прежде всего — добиться непрерывности в работе… Нужны цифры, факты, а не вдохновенные жалобы прорабов…
Итак, факты. Я звоню секретарю.
— Нео…
— Неонелина, — терпеливо подсказывает она.
— Неонелина, вызовите, пожалуйста…
— Я сейчас к вам зайду.
Она приходит во всеоружии самых модных украшений. Кроме большой медной бляхи, которая висит на ее груди, в ее ушах качаются многоэтажные серьги.
— Здравствуйте, Виктор Константинович! Почему это вы меня к себе не вызываете? — спрашивает она.
— Вам теперь далеко ко мне ходить.
— Ничего! Вот вы все думаете о других, а сами… — Она решительно вскинула голову, от чего этажи серег пришли в соприкосновение и раздался довольно мелодичный звон.
— Ну хорошо, я буду звонить вам три раза.
— Нет, два, — решительно сказала она, отстаивая мои интересы. — Главному инженеру полагается звонить два раза.
Впервые за все эти дни я улыбнулся.
— Вызовите, пожалуйста, ко мне в двенадцать часов всех начальников отделов и Костромина.
— Хорошо.
Я принялся за бумаги, но читал их механически, — знал, что мне предстоит трудный разговор.
Первой ко мне впорхнула начальница лаборатории Обедина, милая женщина, которую, наверное, до конца жизни все будут называть Ирочкой.