— Нет, Ромашков, это твердо. Переводить рабочих не буду. Пойдем к бензохранилищу, пораскинем мозгами.
Напротив здания гаража, у дороги, бригада Бондаренко заканчивала подготовку к приемке бетона. Внизу, в котловане, устанавливалась внутренняя опалубка, а наверху Бондаренко и Мишка мастерили лотки для спуска бетона.
— А, опять наш главный пришел, — блеснув зелеными глазами, смиренно поклонился мне Мишка. Но продолжать в том же духе ему не дал Бондаренко. Он подошел ко мне, крепко пожал руку и сказал;
— Не ушли от нас, значит. Ну и правильно.
Мы решили сообща так; возить бетон не самосвалами, а в ящиках на бортовых машинах. И не спускать его по лоткам: ящики поднимать краном и разгружать непосредственно в опалубку.
Часть бригады мы смогли перевести на полы. Дело было за обеспечением. По телефону я вызвал автокран. Но с бетоном было сложнее. Даже великий снабженец Кузьмич не брался обеспечить за одну смену восемьдесят кубометров, да еще половину из них на мелком щебне.
— Эх, всегда так у прорабов, — деликатно пилил он меня в конторе, — ведь заказал-то он только сорок.
— Он не виноват, Василий Кузьмич, это мы решили час тому назад. Зато завтра не надо будет переводить на гараж бригады с других объектов.
— Не знаю, не знаю. Ничего, наверное, не выйдет, — нехотя сдавался Кузьмич.
— Выйдет, Кузьмич, должно выйти. Иначе завтра от меня мокрое место останется. Поедем вместе на завод.
Когда мы, закончив неотложные дела, выехали на завод, было уже поздно — восемь часов вечера. Но нам повезло: главный инженер завода еще был у себя.
Он сначала молча выслушал нижайшую просьбу Кузьмича, а потом мой сбивчивый рассказ. Он ничего не сказал, но по искоркам, загоревшимся в карих усталых глазах, я понял, что ему понравилась идея обойти начальство. Кто его знает, может быть, и он был недавно в моем положении. А может быть, у него просто был лишний бетон. Во всяком случае, он вызвал диспетчера и отдал приказ на три дня открыть нам, как он выразился, зеленую улицу.
И все же, когда утром я позвонил на гараж, мне сообщили, что график недовыполнен. Уложили много — шестьдесят три кубометра, хоть и не всё. Бетон был, но сломался кран.
В десять часов мне принесли приказ из треста о переводе рабочих, и тут же позвонил трестовский кадровик.
— Николай Николаевич уехал на совещание в главк и просил меня проверить, начали ли вы перевод рабочих, — сказал он тоненьким голосом.
— Нет, не начал.
— Напрашиваетесь на неприятность?..
Чтобы не наговорить резкостей, я повесил трубку.
Два дня подряд на меня нажимали со всех сторон, я отбивался как мог. Николай Николаевич уехал на несколько дней в Ленинград, меня вызвал в трест его заместитель Моргунов.
— Ты что же, сдурел или что, не могу тебя понять! — начал он кричать, как только я зашел в его кабинет. — Выговор хочешь? Почему ты не переводишь людей на гараж?
— Сейчас объясню, товарищ Моргунов…
— «Товарищ», — передразнил он меня, — ты что, имя-отчество забыл?! В бутылку лезешь?
— Рабочих больше переводить на гараж нельзя по двум причинам, — сдерживаясь, сказал я. — Первая причина: опять у людей не будет хорошего заработка, а я отвечаю за коллектив. И вторая причина такая: ведь если все время срывать с объектов бригады, то мы никогда не будем работать ритмично. Все время у нас будет штурм. Вот снова у нас на выходе два жилых дома. Поэтому я хочу закончить гараж с наличными рабочими. Это твердо, товарищ Моргунов, и окончательно.
— Ах, вот как. Хорошо, ты свободен.
Через час в контору управления на легковой машине курьер привез второй приказ с объявлением мне строгого выговора. Вслед за этим позвонил Пункин. Он очень шумел, и я с трудом понял, что задерживается установка лесов на фасаде.
— Я проверил, — под конец прокричал он, — рабочих ты не перевел! Смотри, если у меня будут задержки, я обращусь в главк, чтобы тебя примерно наказали.
Вечером меня вызвали в райком. Внимательно выслушали, но предупредили, что сдача в эксплуатацию гаража входит в социалистическое обязательство района. Я понял, что в райкоме не хотят вмешиваться в мой спор с трестом, но мой отказ усилить стройку рабочими возлагал на меня двойную ответственность.
Хуже всего, что на стройке гаража дела не совсем ладились и мы никак не могли войти в график. Ромашков помрачнел, а Бондаренко прямо заявил, что леса у фасада он поставить не может.
— Как говорится, дай бог справиться мне с бетоном. На леса ставьте другую бригаду, — твердо сказал он.