— Сорвем работу отделочников, — добавил Ромашков.
Да, положение становилось серьезным, было над чем задуматься.
Меня окликнула табельщица.
— Вас просит Пункин к телефону, — сказала она.
— Машенька, скажите, что меня нет, уехал, заболел, придумайте что-нибудь.
— Ничего не могу придумать, Виктор Константинович, — улыбнулась табельщица. — Они знают, что вы тут, и страшно кричат.
Я пошел в проходную. На столе хрипела телефонная трубка.
— Алло.
— Эй, ты, казак, — закричал Пункин, — держишься еще?
Я не ответил.
— Алло, алло…
— Ну чего тебе, Александр Семенович? Плохо держусь. Совсем плохо. Придется, наверное…
— Сдаешься?! — торжествующе закричал Пункин. — А я думал… Ну ладно, благодари и кланяйся в ноги, лесов ставить не нужно. Встречай, сейчас придут две автовышки.
— Вот спасибо, Семеныч! Ух какое спасибо…
— А ты думал, что Пункин действительно пожалуется в главк? Эх, ты… Пункин товарища никогда не подведет. Пункин…
Но я дальше не слышал. Бросив трубку, я побежал встречать машины.
…Шли дни. Вперемешку радости и огорчения. Огорчений было неизмеримо больше. Но вот закончен резервуар, отделан фасад. Долго не ладилась вентиляция, но и она наконец заработала.
В понедельник утром на стройку приехал Николай Николаевич. Он, не глядя, поздоровался со мной и Ромашковым и прошел в гараж.
В течение часа он обследовал все помещения, заглянул на чердак, в вентиляционные камеры. Потом обошел территорию двора.
— Перевел людей? — строго спросил он.
— Видите ли, мы тут…
— Перевел рабочих? Отвечай прямо, не юли.
— Нет, Николай Николаевич, не перевел.
Мой управляющий впервые посмотрел на меня, по-отечески положил руку на плечо и сказал:
— Молодец. Ты сделал Первый Шаг.
В раскрытые ворота гаража одна за другой въезжали тяжелые автомашины, непрерывно подавая гудки…
Глава вторая
Система и киты
Скоро год, как я назначен главным инженером.
Начал уже понемногу привыкать к новой должности и с усмешкой вспоминаю, как стеснялся первое время вызывать секретаря звонком. Не улыбайтесь, пожалуйста: я открывал дверь и просил секретаря Лиду зайти ко мне.
Наконец Лида, суховатая молодая женщина, строгая к посетителям и к начальству, сказала мне:
— Чего это вы, Виктор Константинович, звонком не пользуетесь, лишний раз дверь открываете, а она у вас скрипит противно.
— Знаете, Лидочка, это как-то неудобно, — пробормотал сконфуженно я.
— Что вы это выдумываете! — удивилась Лида. — Бог мой, звоните, пожалуйста, мне-то что.
Вначале я испытывал странную почтительность к телефонным звонкам. Позвонят со стройки: «Виктор Константинович, остановился башенный кран». И я, забывая обо всем на свете, мчусь посмотреть, в чем дело. Прибегаю — кран работает.
— Рад вас видеть, Виктор Константинович, — встречает меня прораб. — Зачем к нам пожаловали?
— Как зачем? — не могу отдышаться я. — Вы же звонили, что остановился кран.
— Кран? Да, да. В рубильнике был непорядок. Исправили. Как видите, все в порядке…
Эту привычку посмотреть все самому я долго не мог побороть. Понимал, что сам за всем не уследишь, что надо научиться смотреть и глазами своих помощников, а иногда только по их информации принимать решение, но ничего с собой поделать не мог.
Время, жизнь правили меня. Казалось, я надолго задержусь в коллективе, где сделал первый шаг. Тут сделаю и второй, а потом все увереннее начну руководить.
Как-то мне позвонила секретарша треста и попросила не уезжать. «К вам приедет управляющий», — предупредила она.
Минут через двадцать в наш маленький дворик въехала «Волга», и в кабинет энергично вошел Николай Николаевич. Он придержал меня, когда я вскочил, предлагая ему стул.
— Сиди, сиди. Я присяду вот тут. Сегодня я у тебя в качестве просителя.
Он сел на клеенчатый стул у маленького столика и, приглаживая свои седые волосы, насмешливо огляделся:
— Ишь, как обвесил стенки синьками. Старая прорабская привычка. Да?
Я знал, что на этот вопрос могу не отвечать. Уже не впервой мне слышать такие замечания. В тресте Моргунов так и называл меня: «Этот, как его, все забываю фамилию, — прорабский главный инженер». По его мнению, я так навсегда и останусь прорабом. Но хотя эта моя привычка знать все мелочи проекта и вызывала иронию, она одновременно ценилась и уважалась в тресте.