— Держись, Виктор! — говорят они. — Ты же знаешь…
— Да-да, я знаю. Я буду держаться…
Глава седьмая
Замкнулся ли круг?
Только на пятый день я заставил себя подняться и поехать на работу.
Но уже в вагоне метро я почувствовал себя лучше. Может быть, это сотни людей, торопящихся на работу, жадно глотающих новости из газет или наспех перечитывающих конспекты лекций в утренней давке, — может быть, это они отдали мне частицу своей энергии. Уже в начале перехода — а было только семь часов, спешить мне было некуда — я вместе со всеми перешел на рысь, а у финиша мчался вовсю.
— Виктор Константинович, а-ха-ха! — радостно рассмеялась секретарша. Она встала и протянула мне руку. — Вы знаете… Вы знаете… — Она, видно, хотела сказать что-то значительное, наморщила лоб, но не нашлась и упавшим голосом повторила свою стандартную фразу: — Вас спрашивал Леонид Леонидович.
— Здравствуйте, Неонелина.
Она вышла из-за стола и предстала передо мной в бархатных брючках с широчайшими клешами.
— Ключ, пожалуйста, — попросил я, несколько подавленный необычным нарядом. Особенно меня смущал цвет ее брюк — голубой.
— Ваш кабинет сейчас тут. — Она открыла дверь кабинета Костромина и, исправно подметая комнату клешами, вернулась к столу.
Я вошел. Старый шкаф с многочисленными башенками, стол, черные кресла-ловушки были вынесены, только картина с треугольной дыркой осталась висеть…
На столе лежал длинный список людей, которые настоятельно просили меня позвонить. Несколько раз в списке значился директор растворного завода Туров. Я очень удивился; хотя о растворе все говорили, до сих пор мало кто из строителей мог похвалиться, что разговаривал лично с директором. В конце концов к нему перестали звонить, решив, что директор — мифическое существо, а существуют только диспетчеры завода.
— Слушайте, дорогой товарищ, — сказал мне Туров, когда я вызвал его к телефону, — что ж это вы! Так красиво говорили на техсовете о растворе! А известно ли вам, что мы ввели ночные смены на заводе, а ваши стройки отказываются от раствора. Известно?
— Нет, не известно.
— Почему?
Мне не хотелось говорить о своей болезни. Я сказал, что выясню и позвоню ему.
— Ну что ж, выясняйте. Но имейте в виду, еще один отказ, и я, дорогой товарищ, ликвидирую на заводе ночные смены, ясно?
— Ясно.
Он смягчился:
— Понимаю, как говорят, руки не дошли, а разве у вас нет диспетчеризации?
— Нет.
— Ну, тогда ничего не выйдет. Ничего, дорогой товарищ!
— Я понимаю. Дайте нам все же время, — попросил я. — Введем диспетчеризацию.
Он промолчал. Потом медленно произнес:
— Это уже деловой разговор. Я хочу на вашем тресте отработать поставку раствора ночью. Рано или поздно спохватятся и другие тресты… Вот так, дорогой товарищ! Вот так!.. И запишите мой прямой телефон. Звоните, когда нужно будет.
— Спасибо. Я только в крайнем случае.
— Нет… звоните, когда просто нужно будет.
«Вот, — подумал я, — называем его бюрократом, жестким в деловом отношении человеком, а он!»
Словно угадывая мои мысли и не соглашаясь с ними. Туров вдруг добавил:
— Но учтите, если через неделю у вас не будет диспетчерской, отключу ночью раствор, дорогой товарищ! — В трубке послышались короткие гудки.
Потом я разговаривал с управляющим трестом механизации. Впрочем, «разговаривал» — это явное преувеличение. Я слушал и молчал. Он ввел вечернюю и ночную смены, дежурных и ремонтные бригады, оборудовал специальные аварийные автомашины. Но вот на объекте Беленького ночью вышел из строя башенный край, а связи нет.
Он имел право попрекать меня — я ему об этом сказал.
— Что мне ваше признание? — бросил он зло. — Вы знаете, во что обходится содержание аварийной бригады во вторую и третью смены? Знаете?! Так черт вас дери, раз вы спровоцировали всех на это мероприятие, пусть хоть толк будет. Ведь во время аварии башенный кран простоял шесть часов… Что вы мне поддакиваете!.. Меня не интересуют ваши трудности, абсолютно не интересуют. Организуйте связь, черт вас побери, по проводам, по радио, используйте спутник — что хотите! Вы же в Москве работаете, а не на Северном полюсе… Чего вы молчите?
— Мне нужна хотя бы неделя.
— И дня не дам. Одного дня! — закричал он и бросил трубку.
Через минуту он снова говорил со мной.
— Ты извини, погорячился. В главк прибыли новые аппараты дальней диспетчерской связи, «Молния», кажется, называются. Управление главного механика не знает, куда их деть. Смотри не зевай!