Я даже не поняла, кто первый начал разговор, но вот мы уже стоим друг напротив друга и разговариваем на повышенных тонах.
— Знаешь что, Ева. Не я танцевал вчера с Альбертом, не я без сообщения, без звонка уехал вчера в клуб и напился до беспамятства.
Он очень зря сейчас это произнес. Он ударил по самому больному, по тому, о чем я жалела и чего я стыдилась. И даже после вчерашнего он смел злиться на меня. Но в этом была виновата я. И только я.
Я опять подпустила человека слишком близко к себе, и теперь трачу свое время на то, чтобы кричать, выяснять отношения.
— То есть ты хочешь сказать, что я виновата во всем том, что сейчас происходит?
— Нет, я не хочу этого сказать, но мне очень интересно узнать, почему ты так поступила.
— Потому что, черт возьми, ты как был бабником, который не задерживается на девушке больше двух-трех встреч, так им и остался. — На одном дыхании произнесла я и втянула воздух. — И почему я тебе вообще поверила.
Мне захотелось что-то разбить, хотелось психануть, закрыться в комнате и опять выходить из своих проблем самостоятельно. Сколько раз это делала, тем более пунктик в строке «любовь» уже есть.
Краем глаза я заметила, как он стиснул кулаки, как на шее заходили желваки. Как он сжал челюсти.
Он был зол, чертовски зол. На себя или на меня, я не знала. И будто бы расстроен, что ему нужно со мной ругаться.
— Можешь думать обо мне что угодно, можешь злиться и крушить все вокруг, но по крайней мере не отправляю своей ДЕВУШКЕ, — она сделала акцент на этом слове, — фотографии, где ты целуешься совершенно с другой.
Андрей замер. Выражение лица медленно изменялось с сурового на растерянное.
— Какие фотографии?
В этот момент я испугалась, что сказала что-то не так. У меня даже злость ушла на второй план.
— Посмотри, и сам все увидишь. — Как можно более грубо ответила я.
Он молча вытащил из джинсов телефон, разблокировал его и начал там что-то смотрел. Мне оставалось только угрюмо наблюдать за его движениями. Я была зла, но не настолько, чтобы ему врезать.
В моменте палец замер, он ошарашено посмотрел на меня и снова посмотрел в телефон.
— Твою ж мать!
— Не трогай мою мать.
Но он проигнорировал мои слова, со злостью кинул на диван телефон и хватился за волосы.
Я непонимающе смотрела на него, но вдруг пальцы что-то обожгло и я громко чертыхнулась. Сигарета обожгла ногти, и я метко кинула ее в пепельницу в виде огромной розы.
— Объясняй, что ты там увидел и понял.
На удивление, сейчас я уже не злилась на него, не плакала. Видимо мне нужно выплеснуть все эмоции, которые накопились мною. Чтобы наконец-то успокоиться.
— Твою мать…Твою мать…Да как это могло случиться!
В его руке появилась тарелка, которая тут же превратилась в осколки.
— Андрей!
Я вздрогнула и даже не ожидала, что так громко вскрикну. В голове пронеслось воспоминание.
Ева, как же мне надоело каждый раз прощать тебя за то, что ты такая глупая и прикрываешься своим ангельским лицом. Ты выгораживаешь себе, находишь на все оправдания, чтобы я опять тебя пожалел и простил. Ты всерьез думаешь, что не типичная женщина с этой охренительной стратегией?
Меня будто оглушила эта тишина. Я не сразу поняла, что зажмурилась, пытаясь прийти в себя и отогнать мелькавшие мысли. Да когда же я, черт возьму, избавлюсь от голоса Альберта в своей голове?!
Андрей смотрел вниз, на то место, где тарелка разбилась в дребезги. Стеклянный взгляд, а на лице замерзла боль. Будто он опять все испортил. Он моргнул, посмотрел на меня и закрыл ладони руками.
Только не плачь, не нужно.
Осколки разлетелись в разные стороны. Но я все равно осторожно наступила на пол и почувствовала под ногами остатки тарелки. Было не так уж и больно.
Через несколько шагов я оказалась возле Андрея, который уставился в пол и закрыл лицо руками.
— Андрей.
Он не отреагировал.
Я аккуратно, но с нажимом, оторвала его руки от лица и тронула за подбородок. Он вздрогнул.
Я подняла его голову и чуть не отшатнулась.
Никогда я не видела в его глазах столько боли. И мне хотелось его пожалеть.
— Что с тобой?
Андрей избегал моего взгляда. И молчал. В глазах блестели слезы. Такой же разбитый, как и я.
Я хотела было сказать ему, чтобы он не молчал, не закрывался.
Но тут стопы пронзила боль. Я нахмурилась и поморщилась.
Легко понять, что сейчас тебя будут ругать, говорить, как я могу стоять на осколках тарелки и при этом ничего не чувствовать. Но сейчас ты почему-то думаешь не о себе, а о парне, который стоит напротив.