Строки, добытые в боях

Два главных цвета

Есть у моря свои законы,
есть у моря свои повадки.
Море может быть то зеленым
с белым гребнем на резкой складке,
то без гребня — свинцово-сизым
с мелкой рябью волны гусиной,
то задумчивым, светло-синим,
просто светлым и просто синим,
чуть колышимым легким бризом.
Море может быть в час заката
то лиловым, то красноватым,
то молчащим, то говорливым,
с гордой гривой в часы прилива.
Море может быть голубое.
И порою в дневном дозоре
глянешь за борт — и под тобою:
то ли небо, а то ли море.
Но бывает оно и черным,
черным, мечущимся, покатым,
неумолчным и непокорным,
поднимающимся, горбатым,
в белых ямах, в ползучих кручах,
переливчатых, неминучих,
распадающихся на глыбы,
в светлых полосах мертвой рыбы.
А какое бывает море,
если взор застилает горе?
А бывает ли голубое
море в самом разгаре боя,
в час, когда, накренившись косо,
мачты низко гудят над ухом
и натянутой ниткой тросы
перескрипываются глухо,
в час, когда у наклонных палуб
ломит кости стальных распорок
и, уже догорев, запалы
поджигают зарядный порох?
Кто из нас в этот час рассвета
смел бы спутать два главных цвета?!
И пока просыпались горны
утром пасмурным и суровым,
море виделось мне
   то черным,
то — от красных огней —
   багровым.

«…Силуэты вражеских кораблей…» (А. Крон)

…Силуэты вражеских кораблей я начал различать уже после того, как затрещали звонки боевой тревоги. Взревели моторы, винты взвихрили воду, орудия развернуты на левый борт, и по команде флагмана колонна начинает маневр. Взвился сигнальный флажок — «открыть огонь по противнику». Залп, другой, третий… Проходит несколько секунд, и над нами свистит ответный снаряд. Перелет.

И закипел морской бой. В этом штампованном определении есть зерно истины. Море действительно кипит. Во время крутых циркуляций тяжелые брызги долетают до мостика. Два встречных потока трассирующих снарядов стелются над водой, задевая за волну, снаряды рикошетируют. Когда смотришь на приближающийся снаряд, кажется, что он летит очень медленно, но прямо на тебя. Дым, острый запах пороховой гари.

Все это продолжается считанные минуты. Но восприятие так обострено, что минуты сильно растягиваются в длину, и успеваешь видеть все. И как исполняются сигналы флагмана на других катерах, и лица сигнальщиков, и фигуру артиллериста младшего лейтенанта Глебова. Опершись локтем о кормовую башню, он спокойно корректирует огонь…

Третий раунд — самый ожесточенный — длится шесть минут. И у нас и на других катерах есть раненные осколками. Один комендор — тяжело. Наши снаряды ложатся точно, комдив уверен, что есть прямые попадания. И, несмотря на превосходство в силах, гитлеровцы отступают…

(Из воспоминаний А. Крона)

«Вернешься — ты будешь героем…»

«Вернешься — ты будешь героем,

ты будешь бессмертен. Иди!»

И стало тревожно, не скрою,

и что-то кольнуло в груди,

и рухнул весь мир за плечами:

полшага вперед — и в века…

Как это не просто — в молчанье

коснуться рукой козырька,

расправить шинельные складки,

прислушаться к дальней пальбе,

взять светлую сумку взрывчатки

и тут же забыть о себе…

А почестей мы не просили.

Не ждали наград за дела.

Нам общая слава России