Но было,
что пред смертью самой
видавший не один поход
седой рубака крикнет:
— Мама!
…И под копыта упадет.
1942
Немецкий тыл
Ты дошел до Берлина —
есть правда над нашей судьбой.
Где ты был,
как ты выжил в проклятом году невоспетом?
В партизанских болотах?
В лесах, окруженных пальбой?
В отступающих армиях?..
Впрочем, не стоит об этом.
Вспомним снова о детстве:
за домом скулила пила,
топоры говорили в бору,
что спокойствие — небыль.
Даже тополь был воткнут в осеннюю синь,
как стрела,
а упрямая радуга
луком натянута в небе!
Мы со свистом
и с гиком врубались в кусты у реки.
И клинки находили,
в крапиве бродя по колени.
И за мудрой махоркой
в беседах своих старики
от рожденья военным
считали мое поколенье.
Сорок первый войдет еще
в наши тревожные сны.
Боль и горечь узнал ты
в далеком году
невоспетом.
Но, рожденные в битвах,
мы были для битв рождены.
Ты в Берлине!
И, значит,
судьба поколения в этом!
Май, 1945
Михаил Давыдович Львов родился в 1917 году в селе Наисбаш, в Башкирии, в семье сельского учителя. Писать стихи начал во время учебы в Миасском педагогическом техникуме. После окончания техникума работал в школе, многотиражке, радиокомитете. Начал заочно учиться в Литературном институте имени Горького, в 1939 году перешел на очное отделение. В начале войны Львов работает на военных стройках Урала. В 1944–1945 годах — солдат Уральского добровольческого танкового корпуса. Награжден орденом Отечественной войны II степени. В автобиографии поэт пишет: «Угроза войны была ясна всем, кто… читал газеты или просто дышал воздухом эпохи. Этому было посвящено все, и многое этим было объяснено — для себя и для всех, многие наши трудности. Нас тогда жизнь не могла баловать. Не имела возможности, не имела права. Мы были дисциплинированны — внутренне и внешне — всем ходом строгой эпохи, нас вырастившей… Отечественная война… Ни одного дрогнувшего голоса… Поэзия стояла на страже великих ценностей, как часовой несменяемый, и всё — и в жизни, и в стихах поколения — было освещено высоким пламенем времени трагического и героического. Это время определило и жизнь, и путь в жизни и в поэзии моих друзей — поэтов. И мой путь».
«Опять отъезд на фронт, и снова…»
Опять отъезд на фронт, и снова
Я рву бумаги и дела.
И снова в роскоши пуховой
Метель над городом бела.
Опять в окно гляди устало
И слушай вечную гармонь.
Опять горящие вокзалы,
И снова снег летит в огонь.
Еще не выписан нам отдых,
Бессмертным именем любви
Благослови меня на подвиг,
На мужество благослови.
1944
Березок тоненькая цепь
Вдали растаяла и стерлась.
Подкатывает к горлу степь, —
Попробуй убери от горла.
Летит машина в море, в хлеб.
Боец раскрыл в кабине дверцу,
И подступает к сердцу степь, —
Попробуй оторви от сердца.
1941
Набросив на плечи шинели,
Скрипучие качая нары,
В теплушке вечером мы пели —
Грузины, русские, татары.
И песни были долги, долги…
А в песнях девушки красивы,
И за окном открылась Волга,
Широкая, как путь России.
1941
Полковник, помните Скалат,
Где «тигр» с обугленною кожей
И танк уральский, в пепле тоже,
Лоб в лоб уткнулись и стоят?
Полковник, помните, по трактам
Тогда и нас водил сквозь смерть
Такой же танковый характер —
Или прорваться, иль сгореть.