Выбрать главу
Верю: Стих мой, Со временем споря, Из неволи Вернется домой — Очевидец великого горя, Преступлений свидетель живой.

Рурский поселок Гербеде

«Коверкая русские слова…» (А. Пахомов)

….Коверкая русские слова, тонким голосом переводчик закричал:

— Ахтунг! Сэшас по приковору германского командования повешут драй русские криггенфангене!.. Они признались, что коммунисты и комсомольцы. Эти слодеи, убив часового, хотели бежать. Но их поймайли. Они будут повешены, как слотей немецко народа…

Наступила гнетущая тишина.

Под одну петлю палач пододвинул скамейку. Ткнул под бок приговоренного. Несчастный с завязанными руками с трудом забрался на скамью. Как рыба на суше, глотая воздух, он поднял голову.

Пленный, мой сверстник, прощально взглянул на нас.

— Товарищи! — глухо выкрикнул он, но его услышали все. Голос прозвучал слабо, бессильно. — Советских людей покорить не удастся. Боритесь с фашистской мразью. Запоминайте морды палачей!..

(Из воспоминаний А. Пахомова о концлагере 304-Н Цейтхайн)

Александр Межиров

Александр Петрович Межиров родился в 1923 году в Москве в семье юриста. В автобиографии он пишет: «…Судьба людей моего возраста связана с Великой Отечественной войной. В сорок первом году, через несколько недель после выпускного вечера, я ушел на фронт. Воевал солдатом и заместителем командира стрелковой роты на Западном и Ленинградском фронтах, в Синявинских болотах». В боях под Ленинградом А. Межиров был ранен и контужен. «Война потрясла меня до глубины души, — вспоминает он те годы. — Вмерзший в лед блокированный Ленинград. Окопы на Пулковских высотах. Рубежи под Синявином, в болотах, где нельзя рыть землянки, потому что под снегом незамерзающая вода. Костры и шалаши. Засыпая у костров, мы во сне инстинктивно ползли к огню, чтобы согреться, и вскакивали, когда загорались шинели. Было тяжело, но ощущение духовного подъема всего народа придавало силы, чтобы жить и бороться».

Первая книга «Дорога далека» вышла в 1947 году.

«Наедине с самим собой…»

Наедине с самим собой — Шофер, сидящий за баранкой, Солдат, склоненный над баландой, Шахтер, спустившийся в забой.
Когда мы пушки волокли Позевывающей поземкой, Команда — разом налегли — Старалась быть не слишком громкой.
С самим собой наедине, Я на лафет ложился телом, Толкал с другими наравне Металл в чехле заиндевелом.
Когда от Ленинграда в бой Я уходил через предместье, — Наедине с самим собой, И значило — со всеми вместе.

Возраст

Наша разница в возрасте невелика, Полдесятка не будет годов. Но во мне ты недаром узрел старика, — Я с тобой согласиться готов.
И жестокость наивной твоей правоты Я тебе не поставлю в вину, — Потому что действительно старше, чем ты, На Отечественную войну.

Разговор о Родине

Что означает Родину любить? Во-первых — Отовсюду к ней тянуться, Чтобы в конечном счете к ней вернуться, — Не перервать связующую нить.
А во-вторых — Так делать, чтобы всем На ней живущим Было жить привольно: Не холодно, не голодно, не больно — Ну, словом, чтобы жизнь, а не ярем.
И в-третьих — Надо говорить о ней Как можно меньше слов, звучащих громко, — Чтоб не смутить риторикой потомка И современность выразить верней.
Ну и в последних — Чтоб в последний бой Шагнуть, если потребуется это, Как в то незабываемое лето, Без разговора Жертвуя собой.

«…Вечером в клуне…» (Г. Занадворов)

27 июля 1943 года.

…Вечером в клуне у Л. Тишина. Я смотрю в щель двери. Пасмурно. Темно. Ветви качаются, будто кто-то идет. Шуршат лишь в соломе сзади невидимые совсем Л. и М. Только порой потрескивают контакты и регуляторы. Л. ловит.

Голос его слишком громок для тишины.

— Станций много, но тихо: не разберешь ничего. Вот, вот, сейчас…

Смотрю в щель, думаю, что мы плохие конспираторы. А он особенно.

Предупреждаю.

— Да если кто подслеживать будет, я ему горло перегрызу.

Опять тихо. Вдруг почти крикнул:

— Шш-шш! «…Повернуть это оружие против…» Исчезло. Совсем четко было. Это не немцы. Это наши…

Пора домой. Больше не слышно ничего.

— Дайте хоть шум наш послушаю…

(Из дневника Г. Занадворова, расстрелянного на оккупированной территории полицаями)

Десантники

Воз    воспоминаний      с места строну… В городе, голодном и израненном, Ждали переброски на ту сторону, Повторяли, как перед экзаменом. Снова Повторяли все, что выучили: Позывные. Явки. Шифры. Коды. Мы из жизни    беспощадно вычли Будущие месяцы и годы. Скоро спросит,    строго спросит Родина По программе, до сих пор не изданной, Все, что было выучено, пройдено В школе жизни,    краткой и неистовой. Постигали    умных истин уймы, Присягали    Родине и знамени. Будем строго мы экзаменуемы, — Не вернутся многие с экзамена.

«…В одну из первых же „налетных“ ночей…» (М. Галлай)

…В одну из первых же «налетных» ночей — кстати, с 22 по 31 июля их было семь: немцы прилетали весьма аккуратно — фигура у телефона привлекла мое внимание своей необычной хрупкостью. Невысокий, худощавый, узкоплечий мальчик — именно мальчик — уговаривал кого-то на другом конце провода передать в 177-й полк, что младший лейтенант… Дальше дело не шло, потому что человек на том конце провода никак не мог разобрать фамилии своего собеседника…

Глядя на эту картину, в подумал: неужели такие дети тоже должны воевать?..