Мама, я был занят. Недавно, дней на десять раньше вашего письма, я получил от Володи. Здорово написал, я удивился даже, что Владимир, как взрослый выглядит.
Телеграммы от вас не получал. В отношении пособия вам ответили правильно. Я сам беспокоюсь, но пока дело стоит. Вот буду в городе, пошлю вам аттестат на 300 руб., будете получать в райвоенкомате, 15 числа каждого месяца до конца года. Только бы аттестат благополучно дошел до вас.
Посылал вам телеграмму до получения вашего письма, сообщите о получении. Привет дядя Иле, Володе, Жене, Наде (вот не знаю ее, плохо), тете Тане, дедушке. Женя, что-то не пишет ничего.
Всем вам желаю здоровья и созидательной работы в тылу для фронта. Обо мне не беспокойтесь, пока все в порядке. Победа будет за нами.
С приветом Ваня. 28/03-1942 г.
Адрес старый»[20].
В каждом из его писем — простых, немногословных — сыновняя забота и беспокойство о близких, горячая любовь к Родине, ненависть к врагу. И еще — твердая вера в нашу победу, вера, которую сохранил он до последних дней своих, ради которой, не колеблясь, отдал свою жизнь.
Боевая жизнь для Пьянзина началась в первый же день войны, когда он, командир огневого взвода 76-й зенитной батареи, открыл огонь по вражеским самолетам, появившимся над Севастополем.
А вскоре он был назначен командиром 80-й зенитной батареи. Налеты вражеской авиации учащались с каждым днем, и все напряженнее становилась боевая жизнь. Когда враг вплотную подошел к Севастополю, зенитная батарея Пьянзина, как и другие, стала универсальной: теперь приходилось отражать не только налеты фашистской авиации на город, но и поддерживать артиллерийским огнем приморцев и морских пехотинцев, вести огонь по наземным целям — танкам и пехоте врага. Зенитчики Пьянзина сражались геройски и умело: они сбили двадцать один фашистский самолет, кроме того, только в декабрьских боях при отражении второго штурма Севастополя батарея уничтожила до батальона пехоты врага.
И в этом была немалая заслуга командира батареи старшего лейтенанта И. Пьянзина.
В первые дни третьего наступления немецко-фашистских войск на Севастополь Пьянзин неожиданно получил новое назначение.
— Пойдете на 365-ю, — сказал старший начальник. — Командир батареи Воробьев тяжело ранен и отправлен на Большую землю. Обстановка там очень сложная.
Батарея оказалась на переднем крае и уже третий день отбивает атаки пехоты и танков. Надо держаться, держаться до последнего!..
Пьянзин знал: в эти дни под Севастополем было везде нелегко. Но особенно трудная обстановка сложилась на Мекензиевых горах, где враг, не считаясь с потерями, бросал в бой все новые и новые силы, стараясь пробиться к бухте. Здесь на небольшой высоте 60,0, что в полутора километрах южнее станции Мекензиевы горы, и находились позиции 365-й зенитной батареи.
10 июня 1942 года Пьянзин добрался до батареи. В этот день она была окружена гитлеровцами. Зенитчики заняли круговую оборону. Они отражали одну атаку за другой. Там, где было особенно трудно, неизменно появлялся командир батареи. Он управлял стрельбой орудий, был среди бойцов в окопах и дзотах, бросался с противотанковым ружьем навстречу идущим в атаку фашистским танкам.
13 июня, когда в живых осталась горстка артиллеристов, фашистским танкам и пехоте удалось, наконец, ворваться на позиции батареи. Пьянзин, раненный в плечо, продолжал руководить боем. Но силы были далеко не равными. Сотни вражеских солдат и офицеров сконцентрировались на батарее. Они блокировали последние очаги сопротивления. Фашистские танки в упор били по дзотам.
В неравных схватках гибли последние бойцы. И тогда командир принял решение вызвать огонь наших батарей на себя.
Вот что рассказывает о последних минутах этого боя один из немногих оставшихся в живых героев батареи командир орудия И. И. Стрельцов (его, тяжело раненного во время боя, Пьянзин перенес на командный пункт).
«Командный пункт содрогался от взрывов, отовсюду раздавались выстрелы. Пьянзин то уходил, то опять возвращался. Обращаясь ко мне, сказал: