«…Ползком выбрался на верх катакомб, еще ползу… Метрах в 15 от меня, раскинув руки и ноги, лежал мертвый Новиков. Далеко от своего окопа лежал, раскинув свои костлявые лапы, офицер. Возле окопа торчал ручной пулемет. Теперь стало ясно. Новиков подполз на близкое расстояние, укрыться ему не было возможности, так как всюду была равнина… Он решил не пощадить своей жизни и уничтожить офицера. Бросил гранату Ф-1. Геройски умер. Терять времени нечего, беру пулемет, забираю боеприпасы. Захватил своего друга, спустился вниз. О происшедшем доложил командованию батальона. Теперь нужно похоронить. Выбрал с Колей удобное место возле склада. Вырыли яму, опустили туда Новикова, снял пилотку, дал три выстрела из пистолета… Спи, дорогой герой наш! Ты заслужил большего внимания! Век будешь жить в наших сердцах.
Нас окружали товарищи и друзья Новикова. Они тоже стояли с обнаженными головами и в последний раз смотрели на бесстрашного товарища. Нет пощады бандитам, поработителям нашей земли!
От беспокойства наших групп, которые находились наверху, враг остервенел совершенно. Рвет катакомбы, засыпает проходы, стреляет куда попало из минометов и артиллерии, но нам хоть бы что. Только вот с водой дело ухудшилось… Плохо дело. Воды хотя бы по 100 грамм, жить бы можно, но дети бедные плачут… Да и сами тоже не можем, во рту пересохло…»
Советский гарнизон жил. Не сдавался. Воевал. Все было так, как на земле, на этой не побежденной врагами территории. Комиссары проводили политбеседы, выпускались боевые листки, демонстрировались кинофильмы и в назначенный час сквозь минные заграждения, колючую проволоку и гитлеровские заставы пробивались разведчики…
Аджимушкай — высота бесстрашия.
Аджимушкай — страшнейшая из трагедий.
«…Человечество всего земного шара, люди всех национальностей! Видели ли вы такую зверскую расправу, какую применяют германские фашисты? Нет… Они, дошли до крайности. Они начали душить, давить людей газами. Полны катакомбы отравляющим дымом. Бедные детишки кричали, звали на помощь своих матерей. Но увы, они лежали мертвыми с разорванными на груди рубахами, кровь лилась изо рта… Мы вытащили 4 ребят к выходу, но напрасно: они умерли на наших руках. Чувствую, что я уже задыхаюсь, теряю сознание, падаю на землю. Кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Мне дали противогаз. Теперь быстро к делу — спасать раненых, что были в госпитале. Ох, нет, не в силах описать эту картину! Пусть вам расскажут толстые каменные стены катакомб, они были свидетелями и этой ужасной сцены…»
Так из страниц найденного дневника встает аджимушкайская быль.
Остались и живые свидетели. Начальник связи и главной рации, подземного гарнизона Федор Федорович Казначеев пишет в своих воспоминаниях:
«…Вот он, этот зловещий газ. Он ползет снизу, извивается кольцами, стелется над полом длинного коридора и в кладбищенской тишине продолжает свое движение вверх, к центральному выходу, заполняя на своем пути большие каменные залы…
…Минут двадцать стоит беззвучная тишина, словно молча, без шума, в один миг умерло несколько тысяч человек. Как будто здесь нет подземного гарнизона, опустела центральная каменоломня. Нет, так только кажется…
…Многие, сраженные в этой битве с удушьем, падают и умирают, сбрасывая с себя маски; только стучат о каменный пол пробки противогазов, слышен хрип умирающих.
В груди сперло дыхание, спазмы душат. Неужели смерть?
Сейчас требуется особая выдержка, нельзя проявить малодушие. Но меня обуял такой гнев, что кажется, сейчас хватит удар или я сойду с ума…
В этот, самый критический момент на рацию прибыли начальник обороны полковник Ягунов и старший батальонный комиссар Парахин с большой группой командиров.
Полковник Ягунов вручил мне радиограмму и приказал сейчас же передать в эфир следующее:
«Всем! Всем! Всем! Всем народам Советского Союза! Мы, защитники обороны Керчи, задыхаемся от газа, умираем, но в плен не сдаемся! Ягунов».
Радиоволны несли по земле тревожные и мужественные слова, а под землей:
«Чу! Слышится песня «Интернационала». Я поспешил туда. Перед моими глазами стояли 4 молодых лейтенанта. Обнявшись, они в последний раз пропели пролетарский гимн…»
Это продолжают рассказ мертвые. Нет, не мертвые — живые на века! В партийном гимне — «Интернационале» звучат их голоса, бьются их сердца.
Не молчат камни Аджимушкая. Когда в 1943 году ворвались в каменоломни наши десантники, на черных от гари стенах катакомб они прочитали: