Ну пока, жду письма. Целую. Покоя мне не будет, пока немцы не будут уничтожены.
Сегодня улетаю на фронт, поэтому спешу писать, пойми и не сердись.
31.III-43 г.
так говорил о себе и своих сверстниках Владимир Михайлович Апошанский, журналист, поэт, воин.
Его знали многие черноморцы. Знали не только по стихам, очеркам, статьям, печатавшимся во флотской газете. Знали по личным встречам: под Севастополем не было, пожалуй, участка, где бы не побывал он в период обороны, на Черноморском побережье почти не было крупных десантных операций, в которых он не участвовал бы.
На флот Апошанский пришел вскоре после окончания крымского педагогического института. Сбылась, наконец, давнишняя, рожденная еще в детстве мечта:
Эти строки он написал, уже будучи офицером. Ко времени, когда «прокричал плакат о призыве девятого года», и Владимир Апошанский навсегда связал свою жизнь с военно-морской службой и Черным морем, в его поэтическом багажнике были две книжки — поэма «Хлеб» и сборник стихотворений.
После окончания краткосрочных командирских курсов Апошанский служил минером. Но он по-прежнему не оставлял поэзию. Поэтическое мастерство его росло, совершенствовалось.
Романтик, грезящий морем, он посвятил ему и морякам свои лучшие стихи. Каждая строка их пронизана великой любовью поэта к советской стране. Он призывал отдавать ей «и молодость и силы», чтобы приумножать ее богатства, крепить обороноспособность.
Наряду со стихами в газете, все чаще и чаще стали появляться его корреспонденции, очерки. Апошанский стал одним из активных военкоров «Красного черноморца». А незадолго до начала Великой Отечественной войны флагманский минер Батумской военно-морской базы старший лейтенант В. М. Апошанский был переведен для прохождения дальнейшей службы в редакцию газеты «Красный черноморец».
На фронт попросился в первый же день войны.
Редактор газеты полковой комиссар П. И. Мусьяков уступил его настойчивым просьбам. Военный корреспондент Апошанский вместе с младшим политруком Николаем Земляченко уехал на Дунайскую военную флотилию, одной из первых принявшую на себя удар врага.
Теперь не лирические стихи — военные корреспонденции, лаконичные и взволнованные, насыщенные отзвуками боя, стал присылать он в редакцию.
На Дунае Апошанский получил боевое крещение.
Потом сражающаяся Одесса, Севастополь, до которого вскоре докатился огненный вал фронта. И здесь он с теми, кто на переднем крае обороны сдерживал яростные атаки фашистов, кто насмерть стоял на защите любимого города.
В редакции Апошанский появлялся лишь для того, чтобы сдать очередной материал, и снова направлялся туда, где, не утихая, гремели бои.
Его хорошо знали бойцы морской пехоты и приморцы, моряки кораблей, прорывавшихся сквозь вражескую блокаду в осажденный Севастополь. В бушлате, опоясанном пулеметными лентами, с пистолетом и гранатами за поясом, он меньше всего походил на корреспондента. Его приходу всегда были рады: жизнерадостный, находчивый и остроумный, Владимир Апошанский умел веселой шуткой, интересным рассказом или песней поднять настроение людей. А когда начинался бой, Апошанский вместе с бойцами отбивал атаки гитлеровцев, в числе первых бросался в яростные контратаки, увлекая за собой бойцов. Он писал о замечательных героях-севастопольцах и сам был таким же.
До последних дней обороны Севастополя в редакцию шли написанные здесь же, в окопах, короткие, дышащие боем корреспонденции. Его информации, заметки, очерки, часто появлявшиеся во флотской печати, привлекали внимание черноморцев. Да и невозможно было пройти мимо них — страстных, взволнованных.
Нелегко приходилось добывать материал для газеты. В очерке «Имена героев» Владимир Апошанский рассказывает об одном из обычных эпизодов своей фронтовой жизни.
…Глубокая ночь плыла над севастопольскими холмами. Вместе с попутчиком — капитаном он быстро шел по разбитому снарядами полотну железной дороги.
Внезапно послышался злой свист немецкого снаряда. И тут же взрыв прижал их к земле.