Надпись В. К. Ефремова на стене камеры.
Он рвался на передовую и в первый же день войны пришел в военный комиссариат.
— Железнодорожник? — устало уточнил пожилой капитан. — Ну и работайте на своем месте. Потребуется — вызовем. Вы и так, как на фронте.
Потом, когда уже явственно доносилась орудийная канонада, он пришел вторично и снова услышал:
— Оставайтесь до особого распоряжения. На всякий случай запомните, что фашисты не должны получить станцию целой. Впрочем, об этом, очевидно, еще кто-то позаботится…
Да, тогда было все ясно. А куда теперь, когда в город вот-вот ворвутся враги? Что делать теперь? Где это «особое распоряжение»?
…Вот уже второй месяц, как Виктор Ефремов сидит дома. Несколько раз за это время он выходил на улицу посмотреть на завоевателей. Кругом расклеены чужие приказы, полные угроз и наглой самоуверенности.
— Ты не выходи на улицу. Эти сволочи хватают евреев…
Он не мог сказать жене, что видел повешенных с табличкой на груди.
В январе 1942 года случилось то, чего он больше всего опасался. В один из дней, вернувшись домой, он не застал жены. Не пришла она и утром. Она вообще не пришла — ее расстреляли.
Узнав об этом, он не заплакал. Просто ощутил такую внутреннюю опустошенность, что испугался. И неизвестно, чем бы кончилось все это, если бы назавтра к нему не пришел неожиданный гость.
Это был типичный фашистский холуй. Ефремов сам удивился, откуда взялось у него столько спокойствия выслушать все, что говорил пришедший, что удержало его от мучительного желания схватить подлеца и свернуть ему шею?
Значит, они предлагают ему работу. Угрожают, что в противном случае «примут меры». Значит, не дознались, кто взрывал станцию, если снова зовут на железную дорогу. Хорошо, господа. Отлично. «Потрудимся» на великую Германию, кажется, что-то вроде этого пел ваш посланный. Это нам на руку. Впервые он зло рассмеялся, приняв какое-то одному ему понятное решение. А первого февраля 1942 года на станции Симферополь в новой должности сцепщика вагонов появился Виктор Кириллович Ефремов.
В апреле Виктора вызвали к начальнику станции. Он стоял и спокойно ждал, когда господин Шрекснагель соблаговолит кончить завтрак. Если бы начальник посмотрел в глаза стоявшего, он прочел бы в них холодную ненависть и презрение. Наконец с завтраком было покончено. Шрекснагель неторопливо вытер салфеткой губы и уставился на Ефремова.
Перед фашистом стоял человек выше среднего роста, хорошо сложенный и крепкий. Открытый высокий лоб обрамляли слегка волнистые русые волосы, зачесанные на косой пробор. Он понравился Шрекснагелю. Он очень похож на немца, этот русский. И держится прямо, не униженно. Завтрак настроил Шрекснагеля на сентиментальный лад. В прошлом актер, он плохо разбирался в железнодорожном хозяйстве, и ему до смерти надоело все.
— Мы вынуждены, господин Ефремов, выяснить: почему на вашем участке полетели под откос три вагона с посылками для наших румынских союзников? — передала слова немца переводчица.
— Не могу знать, господин начальник. Может быть, ваш машинист был неосторожен. Причин много. Надо на месте установить их…
Это была, конечно, глупая шутка с его, Виктора, стороны. Он, попросту не сцепил эти три вагона, в которых были пасхальные подарки солдатам. Возникло желание посмеяться над врагом и одновременно прощупать его.
На этот раз все сошло благополучно. Истинную причину так и не установили. Но с немецкой педантичностью на Ефремова наложили штраф в сумме 150 марок…
Неизвестно откуда Шрекснагель узнал, что сцепщик Ефремов работал раньше заместителем начальника станции. Через неделю он вновь вызвал его к себе и предложил Виктору должность своего заместителя по руководству русскими рабочими. Отказываться было глупо. Он уже успел понять, что если работать с умом, то можно многое сделать, насолить врагу.
Немец не мог нарадоваться на своего помощника. Технически грамотный, волевой, этот парень сумел взять все в свои руки. Русские стали меньше беспокоить начальника. Правда, пришлось пойти на временный компромисс. Это случилось после того, как немецкий железнодорожник избил русского и его новый помощник влетел к нему в кабинет разъяренный от гнева.