– Пойдём, доченька, – говорит мама, – тебе нужно как следует покушать и принять ванну. Мы с отцом сейчас все организуем, – она снова прижимает меня к себе со счастливой улыбкой. Я тоже через силу выражаю некое подобие радости, обнимая ее в ответ.
– Твои волосы нужно подстричь, – мама теребит мои пряди, пока мы спускаемся по лестнице. – Они слишком жесткие, скорее всего, ты пережгла их, когда высветляла. И вообще, их давно пора освежить и перекрасить, выглядят отвратительно.
Я хочу зарычать, вырвав собственные волосы из рук этой женщины. Ненавижу подобные нотации! Но вовремя вспоминаю, что играю роль приличной любящей дочери, которая, по мнению родителей, должна со всем соглашаться. Ну не возмущаться, по крайней мере.
***
– Марина, ты слишком громко жуешь, – делает мать очередное замечание, когда я приступаю к поглощению пищи. – Сейчас это неважно, но в обществе будет крайне неприлично.
Сжимаю вилку сильнее, борясь с желанием высказать то, что думаю по этому поводу. Так проходит остаток вечера и весь следующий день. Мама пытается внушить мне какие-то для неё одной важные манеры, заново воспитать меня, наверстав упущенное время.
Мне приносят несколько комплектов одежды на первое время, кормят вкусняшками, а на заявление о желании обзавестись собственным автомобилем, через четыре часа пригоняют во двор новенький Мерседес. Я прямо, как черт в раю. Эдакий дьяволёнок, внезапно окружённый заботой вселенского масштаба.
Мать приглашает на дом стилиста, и мне приходится расстаться с окрашенными кончиками, прилично укоротив длину волос. Чего только не сделаешь ради спасения!
– Где Глеб, пап? – нахожу отца в кабинете, когда полагаю, что уже, наконец, пришло время для серьезного разговора.
– Присядь, – говорит он мне, указывая на один из стульев. – Я понимаю, ты провела с ним много времени, но он вовсе не тот человек, которому есть место в нашей жизни.
– Так ты убил его? – спокойно, насколько это возможно, спрашиваю я.
– Нет, – папа качает головой, а я чуть было не испускаю вздох облегчения. – Но очень хотел. Руки так и чесались... Особенно после того, что он наговорил о тебе.
– Так почему не тронул? – небрежно интересуюсь, прощупывая почву для будущих активных действий.
– Не хотел снова делать выбор за тебя... Как ни как, Кайданов отец твоего ребёнка.
– Я хочу увидеть Глеба. Где он?
– Хорошо, – на удивление легко соглашается Юрий Захарович, – завтра я организую вам встречу. Только пойдёшь с охраной.
– Тебе нечего опасаться, пап, – уверяю я, – Кай ничего не сделает мне. Слишком дорожит ребёнком. Пока внутри бьется сердце малыша, Глеб будет шелковым, – я накрываю своими маленькими ладошками здоровенные ладони отца, подтверждая, что нам удалось наладить отношения в таком ключе, в котором они с матерью мечтали.
Надеваю изумрудное платье-рубашку целомудренной длины и подпоясываюсь. Верчусь перед зеркалом, пытаясь узнать в нем себя прежнюю. Волосы после каких-то неизвестных мне процедур, действительно, стали мягче. Они блестят в свете ламп и легкими волнами спадают чуть ниже плеч.
Ноги втискиваю в ужасно неудобные лодочки на шпильке. Сегодня праздничный ужин по поводу воссоединения семьи Васнецовых, после которого отец весьма любезно разрешил мне навестить Глеба.
Я очень волнуюсь, потому что наша последняя встреча была, мягко говоря, не из приятных. Тем более, я не знаю в каких условиях его держали. Возможно, он окончательно озверел и все же набросится на меня, хотя я обещала отцу обратное.
Меня приводят к двери, ведущей в подвал. Поджилки начинает потряхивать от осознания того, что Глеба удерживали в этой темнице, как какое-то животное. Дверь распахивают, и я делаю осторожный, нерешительный шаг вперёд. Кай поднимается с пола и подходит ближе к решетке, в плену которой его держат.
– А кто это у нас здесь?! – громоподобно произносит Кайданов, заставляя нутро сжаться от его голоса. – Госпожа Васнецова собственной персоной! – усмехается мужчина, исполняя своеобразный реверанс.
Глава 42
ГЛЕБ
18 ноября 2020 года (наши дни)
Я, как обычно, вздрагиваю от скрипа открывающейся двери. Настолько привык к тишине, что этот звук каждый раз неожиданно и гулко врывается в сознание. На пороге появляется Марина. Но не моя женщина, а дочь Васнецова. В туфлях, платье, с новой стрижкой. Красивая и невесомая, настоящая леди, а не заноза с ехидной усмешкой.
– А кто это у нас здесь?! – издевательски говорю. – Госпожа Васнецова собственной персоной! – усмехаюсь, приседая в приветствии.
Она молча спускается по металлическим ступеням, придерживаясь за поручень. Девочка сейчас, как невинная овечка: испуганная и слишком нежная. Настолько привлекательна, что член дергается в штанах от того, что я вижу.
Марина подходит ближе, и я чувствую запах ее духов. Внутренне кривлюсь. Сладковатый аромат перебивает ее собственный, такой любимый мной.
– Ну что?! – я первым начинаю беседу. – Уже решила мою судьбу, принцесса? –лицо в очередной раз искажает злорадная ухмылка.
– Решила, – отвечает мне Марина. – Я вытащу нас отсюда.
– С чего я должен верить тебе, маленькая дрянь? Ты столько времени водила меня за нос! В какие игры ты играешь? Чего добиваешься?
– Я не знала, Глеб! Я. Не. Знала. Я сколько себя помню, жила в детском доме. И я не врала тебе в этом. Никогда.
– А в чем врала? – скептически вскидываю брови, ожидая продолжения наигранного признания.
– Ни в чем! Да, у меня есть тайны, как и у любого нормального человека, в том числе у тебя, Глеб, но это все ни коим образом не касается наших взаимоотношений. Я честна перед тобой в том, что хочу сбежать отсюда. Уйти вместе с тобой.
Марина делает несколько шагов вперёд и подходит ближе к решетке. Ее грудь размеренно, но высоко вздымается. Она глубоко дышит, стараясь справиться с волнением.
– Я так боялась за тебя... – шепчет девушка, а ее огромные глаза становятся влажными от подступающих слез. Марина укладывает ладошку на мою щеку, нежно, едва ощутимо, поглаживая ее. – Думала, он убил тебя...
Девушка пробегает пальчиками по ранам на моем лице, а ее взгляд наполняется болью, точно она примеряет на себя каждую из них.
– Почему ты позволил сделать это с собой? – тихо спрашивает Васнецова.
– Я думаю, ты бы не задавала подобных вопросов, оказавшись на моем месте, связанной по рукам и ногам, – снова кривлюсь. Не хочу верить в ее искренность.
– Глеб, прекрати! – Марина повышает голос. – Мне не было бы смысла приходить сейчас, если бы я хотела тебя подставить. Я дома. С родителями. Зачем мне возиться с тобой, будь я не искренней? – девушка выстраивает брови домиком, наивно пытаясь убедить меня своей болтовней. Такое ощущение, что вместе с привычным стилем одежды и светлыми кончиками волос она потеряла свой вызывающий волевой характер.
– Так убеди меня, Васнецова! Докажи, что не врешь... – вкрадчиво, но все еще с насмешкой, обращаюсь я к ней.
Марина осторожно касается губами моих. Нежно и мягко целует, точно боится причинить боль своими прикосновениями. Эта, из ниоткуда взявшаяся робость, накрывает меня с головой. Я хочу эту суку! Но не так. Хочу грязно и жестко. Чтоб вопила подо мной и умоляла драть ее сильнее.
***
Я протаскиваю руки сквозь решетку и запускаю ладони в шелковистые волосы, притягиваю голову Марины ближе, беспощадно сминая ее губы, в пределах того, насколько это позволяют металлические прутья клетки. Если Васнецов следит за мной, то его ждёт отличное представление!
Я бесцеремонно и нагло задираю изумрудное платье. Моя рука не встречает абсолютно никакого сопротивления, ведь грязная девчонка хочет этого не меньше меня. Перехожу сразу к делу и накрываю ладонью горячую плоть через трусики. Марина расставляет ноги шире, облегчая доступ к заветной дырочке.