– Самое страшное началось позже, – продолжила она, – когда… – Она говорила настолько тихо, что Алекс едва слышал ее. – …когда он ушел из дома. Я думала, что всем нам станет лучше. Но когда мать осталась одна, она совсем потеряла голову. Говорила, что… что это я виновата в том, что он бил нас. Она проклинала меня за то, что я не могла повлиять на него и разрушила ее жизнь. Моя вина была и в том, что он умер.
Она замолчала и расплакалась. Она плакала так, как плачут дети, – громко, навзрыд, от всего сердца. Он не мешал ей, просто обнимал и держал за руки. Чего ей сейчас по-настоящему не хватает – так это любви.
Алекс не шевельнулся до тех пор, пока не удостоверился, что она уснула. Он осторожно переложил ее на подушки и отошел на несколько шагов.
В некотором роде Алекс пожалел, что вынудил ее рассказать. Он взял на себя ответственность, решив помочь ей, но не знал, как это сделать. В случае неудачи ему придется держать ответ перед самим собой.
Он вышел из спальни и закрыл за собой дверь.
Прежде чем спуститься вниз, Алекс заглянул к себе и взял телефон. Придя на кухню, он связался с Манхэттеном.
– Будьте любезны: «Четыре времени года» на Пятьдесят второй авеню.
Телефонную трубку снял управляющий.
– Это говорит Александр Макки. Я хотел бы поговорить с Кристианом Элбином.
– Одну минуту, мистер Макки. Я только узнаю, на месте ли шеф.
Алекс подождал около минуты.
– Макки?! Ты откуда? Как поживаешь?
– Привет, дружище. Сейчас я в Нью-Мексико. Я нуждаюсь в твоей помощи. Мне поручено приготовить блюдо из макарон, какую-то запеканку. А я не имею ни малейшего представления, как это делается.
– Понял. У тебя есть под рукой карандаш и бумага?
Алекс придвинул стул к прилавку, оторвал клочок от бумажной салфетки и разыскал ручку.
– Я готов. Диктуй.
– Даже не верится, – сказала Кэтрин, вытирая рот. – Вкуснее этого блюда я, наверное, ничего не ела. Кто его готовил?
Алекс картинно сложил руки на груди.
– Вы оскорбляете меня. Я полдня трудился, как раб на галерах, торчал возле горячей плиты, и что я слышу вместо благодарности?
– Шутками вам не отделаться. Говорите, откуда эта пища богов?
Он двинулся к ней с притворно-угрожающим видом.
– Вы недооцениваете меня, девушка. Я намного смышленее, чем это может показаться на первый взгляд.
Кэтрин засмеялась. Хорошо, что у нее, наконец, отлегло от души. Она сыта, и нога не болит так сильно, как прежде. И Алекс не возвращается к ее исповеди, ведет себя так, будто между ними не было никакого разговора. Она никогда не могла представить себе, что сможет поделиться с кем-нибудь своими печалями.
– Хватит пытать меня, – сказал он. – Ложитесь поудобнее и закройте глаза. Сейчас я буду вам читать. Кто еще доставит вам такое удовольствие? То-то же. Цените.
– У-у. У меня нет слов. Сначала божественная пища, а теперь такой десерт. Я буду чаще падать с лестницы.
Он подсунул подушку себе под спину, скинул ботинки и сел по-турецки.
– Книга называется «Сердце охотника», – начал он, покачивая босыми ногами. – Итак, слушайте. «Джек переменил положение и тыльной стороной ладони вытер потный лоб. Езда вконец измотала его, а ему предстояло еще добрых шесть часов трястись в седле. Но он ни за что не остановится, прежде чем не доскачет до города. Он истосковался по ласке и мечтал упасть в объятия женщины».
– Ой! – воскликнула Кэтрин и повернула голову. Теперь они оба смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.
– Фи, – сказал Алекс, – какая скучная книжка. – Он соскочил с постели и выбежал из комнаты. Минуты через две он вернулся. Как и прежде, устроился на подушках и открыл новую книгу. – «Ученым известно огромное количество подобных веществ. Они встречаются в природе в разных формах и обладают столь же разнообразными свойствами. Согласно современным классификациям, субстанции, объединяемые общим названием «силиконы», включают…»
Кэтрин давилась от смеха. Он был великолепен в роли чтеца.
После предисловия последовало пространное объяснение термина «полимер». Алекс продолжал читать с насмешливым энтузиазмом, то возвышая, но понижая свой сочный баритон. Однако смысл произносимых им слов оставался для нее темен, она слушала только тембр его голоса.
В эту минуту она поняла, как сильно любит его. Хотя это чувство не родилось в одно мгновение и сейчас не воспринималось ею как открытие, она не переставала удивляться себе. Как она могла допустить, чтобы это случилось?