Райдер громко рассмеялся в лицо судье.
— Мистер Коул, у вас богатое воображение. Отдаю должное вашему остроумию, но, согласитесь, ваша теория построена на пустом месте.
— Вовсе нет. У меня имеется свидетель.
— Неужто? И кто он, если не секрет?
— Томас, надсмотрщик. Райдер, услышав это имя, рассмеялся еще громче, чем прежде.
— Не вижу причин для подобного веселья, — недовольно заметил судья.
— Ах, прошу прощения, — Райдер прекратил смеяться, — но меня очень позабавила мысль о том, что безродный надсмотрщик может выступить в качестве свидетеля. Кроме того, он — законченный негодяй, ни для кого это не секрет. А основывать обвинение на показаниях негодяя — намерение не слишком мудрое, как вы считаете? Я могу предложить вам другую версию, в корне отличающуюся от вашей. Послушайте: мистер Берджес случайно обнаруживает, что Томас обманывает его, и вызывает того для дачи объяснений. В ходе разговора вспыхивает ссора, и Томас в пылу ярости убивает своего хозяина. Мисс Стэнтон-Гревиль и ее брат оказываются невольными свидетелями случившегося, и Томас берет инициативу в свои руки и направляется к вам, чтобы, извратив факты, обвинить в преступлении невинных. Мисс София, оставшись без покровителя и защитника, легко может пасть жертвой злых домыслов; Томас рассчитал правильно, решив переложить вину на девушку.
— Но почему вы думаете, что Томас способен на такое…
— А почему нет, скажите? Он отъявленный мерзавец, без сердца и совести, спросите любого, и вам это подтвердят, да вы и сами это знаете не хуже других. Он безродный ублюдок, жестокий, хитрый, скользкий, как змея. Кто, по-вашему, больше способен на преступление: такой гнусный и бессердечный человек, как Томас, или юная девушка, пусть о ней и идет нехорошая молва и ее считают особой легкого поведения?
— Юные девушки еще и не на такое способны. Не вижу причин, почему я должен считать мисс вне подозрений. Она…
— Я бы не советовал вам углубляться в оценку достоинств мисс Стэнтон-Гревиль, дорогой мистер Коул. Девушка находится под моим особым покровительством, и я в самое ближайшее время подам прошение о том, чтобы мне поручили опеку над девушкой и ее братом. Этим займется мистер Оливер Сассон.
— Ага, ну что ж, коли так, то дело проясняется. Я начинаю понимать истинную подоплеку вашего поведения.
— Да? И что же вы поняли?
— А то, что мисс Стэнтон-Гревиль, как я и подозревал, ваша любовница.
Райдер тяжело вздохнул и произнес тоном, какой всегда был у его отца, когда какой-либо посетитель или гость злоупотреблял его терпением:
— Возможно, когда-нибудь мисс София и станет моей любовницей, однако я не уверен, что такое желание может у меня возникнуть. А пока я имею определенные обязательства по отношению к ее брату, осиротевшему мальчику, и буду о нем заботиться, а заодно и о его сестре. И не забывайте, дорогой сэр, Джереми является наследником имущества Тео Берджеса. Интересы мальчика должны быть защищены, а поскольку я не вижу никого, кто хотел бы взвалить заботу об этом на свои плечи, я решил сам выступить в качестве его покровителя и защитника, так подсказывает мне мои долг честного человека и джентльмена. У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы, мистер Коул? Нет? Тогда разрешите откланяться, и на прощание я хотел бы дать вам маленький совет: расспросите подробнее Томаса, вдруг он не устоит под вашим натиском и выложит вам всю правду?
Райдер встал, давая гостю понять, что разговор окончен. Судья нехотя поднялся с кресла и сказал с явной ноткой упрямства в голосе:
— Ей не удастся избежать наказания! Я найду другие доказательства ее виновности!
— Другие? — удивился Райдер. — А разве вы располагаете сейчас хоть какими-нибудь доказательствами? Слова негодяя не доказательство. Повторяю, возьмитесь как следует за Томаса, убийца — он, и никто иной. А теперь прошу меня извинить, у меня много дел. Кстати, не дать ли вам парочку плюшек в дорогу, я заметил, они вам пришлись по вкусу.
Шерман Коул, ничего не ответив, резко повернулся и вышел из гостиной.
Во все время разговора Райдера с судьей София подслушивала под дверью и еле успела убежать, прежде чем важный гость вышел. Она стремительно взбежала по лестнице на второй этаж и скрылась в своей спальне, или, вернее, спальне Райдера, улеглась в постель и стала вспоминать все, что услышала. Все сказанное Райдером и судьей не явилось для нее новостью, она и раньше знала, зачем Шерман Коул явился в Кимберли-холл, и была рада, что в лице Райдера судья нашел сильного противника. Правда, одна фраза из разговора неприятно кольнула ее: «Возможно, когда-нибудь мисс София и станет моей любовницей, если я этого захочу, однако я не уверен, что такое желание может у меня возникнуть». Какая самоуверенность! Значит, Райдер в принципе ничем не лучше остальных мужчин! Он сам выдал себя, и намерения его ясны: он возьмет ее тело в качестве платы за заботы о Джереми и, наигравшись вдоволь новой игрушкой, потом выкинет за ненадобностью. Ну и пусть! — решила София, натянув одеяло до самого подбородка. Зато потом ее и Джереми оставят в покое и они мирно заживут в Кэмил-холле, а через полтора года, когда она станет совершеннолетней, она сможет официально взять на себя опеку над братом.
София услышала звук открывающейся двери и через секунду увидела у изголовья кровати Райдера.
— Мистер Коул наговорил мне много забавного, — сказал он.
— Неужели? Меня арестуют?
— Не будь глупой, Софи, никто не собирается тебя арестовывать. Я предложил судье кандидатуру Томаса как вполне подходящую для виселицы. Было бы чудесно, если бы этого негодяя вздернули на веревке, он это заслужил.
София отвернулась к стене и тихо спросила:
— А почему Коко не спала вчера в такой поздний час? Она — единственная, кто видел, как я уходила.
— Коко — в положении и вышла на балкон подышать свежим воздухом, когда ей стало дурно.
— О!
— Хочешь, чтобы я рассказал тебе в подробностях наш разговор с судьей?
Софии хотелось накричать на Райдера и выгнать его, сказав, что она все уже знает, но она, конечно, не могла так поступить и просто согласно кивнула в ответ. Райдер передал ей содержание беседы достаточно подробно, опустив лишь несколько неприятных для Софии фраз, в том числе и ту, в которой он говорил о возможности интимных отношений между ним и Софией. Когда он закончил говорить, София сказала:
— Думаю, не стоит этого делать.
— Чего делать?
— Ну, я считаю, что ни к чему тебе быть нашим опекуном. Мне почти двадцать, а по достижении совершеннолетия опекуном Джереми стану я.
— Нет.
— Почему? Ты ненамного старше меня, и ты хочешь быть моим опекуном? Да это смешно!
— Мне почти двадцать шесть лет, так что я нахожусь во вполне зрелом возрасте.
— Не в таком уж и зрелом. Райдер усмехнулся:
— Хотел бы я, чтобы тебя послушал мой брат, которому двадцать восемь и который владеет всеми землями и имуществом Шербруков! Наши родственники давно наседали на него, чтобы он женился и обзавелся наследником. А ты говоришь, двадцать шесть лет не зрелый возраст.
— И что же твой брат? Он женился?
— Да, он женился незадолго до того, как пришло письмо от Грэйсона.
— Если твой брат женился лишь затем, чтобы получить наследников, то мне искренне жаль ту женщину, которая вступила с ним в брак!
— Жену брата зовут Александра, и она не относится к числу людей, которые вызывают у окружающих жалость, а ее отношения с супругом, моим братом, не сводятся к производству наследников. Но оставим это, меня ждут дела поважнее, завтра я поеду в Монтего-Бей и встречусь там с Оливером Сассоном. Сообщу ему, что я знаю о той оплошности, которую он совершил в отношении наследства моего дяди, и пообещаю не поднимать шума, если он возьмется уладить данное дело.