Пресса много писала о странной смерти Сирила Рэтбоуна, неоднозначно оцененного автора колонки в журнале «Малхоллэнд», который «задохнулся до смерти от укуса осы в язык в саду поместья миссис Жюль Мендельсон». Единственный раз имя Паулины Мендельсон было упомянуто в статье в «Лос-Анджелес трибьюнэл», где, однако, утверждалось, что во время происшествия она отсутствовала. Осталось загадкой, что делал Сирил Рэтбоун в одиночестве в саду Паулины Мендельсон. Это вызвало массу догадок, так как в. светских кругах было точно известно, что хозяйка дома недолюбливала его и никогда не приглашала к себе.
Самую большую лепту в пересуды внесла не кто иная, как Гортензия Мэдден, литературный критик журнала «Малхоллэнд», которая тоже, но по другой причине не выносила Сирила. Она упивалась каждой гротескной деталью его кончины, рассказанной ей санитаром «скорой помощи» Фаустино, а также владельцем похоронного бюро, который бальзамировал тело Сирила. Их описания размера и цвета языка Сирила привели ее в восторг, и она заставила их несколько раз повторять некоторые подробности, которые записала в блокнот, как заправский репортер на месте преступления. Она даже умолила владельца похоронного бюро открыть гроб, чтобы взглянуть в последний раз на Сирила, но он отказался, сославшись на профессиональное правило, тем более, что она не была членом его семьи.
– Дорогая, язык распух так, что стал в четыре раза больше и, казалось, лопнет. Ярко-красный, начинающий чернеть, – докладывала чуть дыша Гортензия Люсии Борсоди. – Представь, что он мог говорить Паулине в тот момент, когда Бог покарал его, да еще таким образом.
Не один Бог регулярно поминался Гортензией в разговорах и мыслях, а потому Люсия из приличия прервала ее разглагольствования.
– Но Паулины Мендельсон даже не было дома, Гортензия, – сказала она. – Он пришел туда, чтобы посмотреть ее желтые фаленопсии.
– Не верю я этим басням, – сказала Гортензия, махнув рукой. – Запомни мои слова: Паулина дала деру, как только Сирил испустил последнее дыхание.
– Что ж, мне придется писать надгробную речь, – сказала Люсия. – Представления не имею, о чем говорить.
– Скажи, что, в каком бы углу ада ни находился Сирил, он наверняка хвастается перед чертями, что сподобился умереть в саду Паулины, миссис Мендельсон, – сказала Гортензия.
По совету Сэнди Понда Паулина покинула «Облака» сразу после телефонного разговора с ним. «Будут звонить репортеры. Лучше тебе уехать из дома, – сказал он. – О тебе и так слишком много писали после смерти Жюля».
К счастью, «бентли» Жюля стоял во дворе, и ключи от зажигания были на месте. Она села в машину и покатила с горы к дому Камиллы Ибери, не сказав ни слова шоферу Джиму.
Когда Камилла, играя в теннис, подала мяч, она увидела нежданную гостью, шедшую по направлению к корту. Камилла что-то сказала Филиппу, и он, повернувшись, обнаружил Паулину. Оба знали, что Паулина не из тех людей, кто без приглашения является в дом даже таких близких друзей, как Камилла Ибери. Поэтому Камилла заподозрила, что случилось что-то неприятное.
– Продолжайте играть, – сказала Паулина, – не хочу, чтобы вы из-за меня прерывали игру.
– У тебя все в порядке? – спросила Камилла.
– Конечно. Просто проезжала мимо и подумала, что не видела тебя давно, вот и решила зайти на стакан чая со льдом. Но не хочу, чтобы вы прерывали игру. Здравствуй, Филипп.
– Здравствуй, Паулина, – ответил он вежливо, но сдержанно, помня о неприятном завершении их последнего разговора.
Паулина улыбнулась дружески Филиппу.
– Никогда не видела тебя в шортах. Какие красивые у тебя ноги. Неудивительно, что Камилла сходит по тебе с ума.
– Паулина! – сказала Камилла, краснея и смеясь. Паулина удивила Филиппа, так как ее дружелюбный тон противоречил их последнему прощанию, после которого они, казалось, больше никогда не должны встречаться.
– Я попрошу принести тебе чай, – сказала Камилла.
– Нет, нет, заканчивайте сет, я посмотрю.
Камилле было странно видеть Паулину, без дела проводившую это время дня, лениво сидевшую в шезлонге и наблюдавшую игру в теннис. Обычно она была безумно занята то в саду, то корреспонденцией, то благотворительными делами, то составлением списка гостей, то аранжировкой цветов. Но сейчас она сидела в шезлонге Камиллы, полностью расслабившись, и наблюдала за окончанием сета очень внимательно, временами делая замечания по поводу хорошей подачи или «свечи», или «бекхэнда».
Окончив игру, они прошли в дом и больше часа проговорили в общем-то ни о чем, что при других обстоятельствах Паулина посчитала бы пустой тратой времени.
– Мне уйти? – спросил Филипп, думая, что из-за его присутствия Паулина откладывает разговор об истинной причине своего визита. – Может быть, дамы предпочитают поговорить наедине?
– Нет, нет! – воскликнула Паулина. – Расскажи мне, что ты сейчас пишешь? Надеюсь, ты больше не связан с Каспером Стиглицем? Разве забудешь тот вечер? Разве это был не кошмар?
– Филипп возвращается в Нью-Йорк, – сказала Камилла.
– Когда?
– На следующей неделе.
– На следующей неделе? Почему, Филипп?
– Мои дела здесь завершены. Я приехал на несколько месяцев, а пробыл почти год. Пора возвращаться.
Паулина посмотрела на Камиллу, которая, казалось, была огорчена его решением.
– А я мешаю вам проводить один из последних дней, что вы вместе, – сказала Паулина, собираясь уходить.
Пока они стояли на подъездной дорожке, наблюдая, как «бентли» выезжает на Копа-де-Оро, Камилла, прижавшись к Филиппу, обнимавшему ее за талию, заметила, что не видела Паулину в таком веселом настроении давно, разве что до болезни Жюля.
Когда на следующее утро Филипп прочел в «Трибьюнэл», что миссис Мендельсон не было дома в момент смерти Сирила Рэтбоуна, он все понял.
– Пропал мой заработок по четвергам, – сказал Лонни Эдж, отбрасывая в сторону «Трибьюнэл».
Фло Марч была еще достаточно молода, чтобы читать в газетах страничку с некрологами. Если она и читала некрологи, то только те, что в особых случаях заслуживали упоминания на первой странице, когда речь шла о смерти знаменитостей, таких, как Рок Хадсон или Люсилль Болл. А потому она не знала, что Сирил Рэтбоун умер, пока ее квартирант случайно не упомянул об этом за чашкой утреннего кофе.
– Сирил Рэтбоун умер? – спросила пораженная Фло. – Отчего?
– Оса ужалила в язык. Минуту Фло размышляла.
– Не так уж неправдоподобно.
– Что ты хочешь сказать?
– У парня язык был как у змеи. Где это случилось?
– В доме Паулины Мендельсон.
– У Паулины Мендельсон? Ты, верно, шутишь?
– Так написано в газете.
– Дай-ка посмотреть, – сказала Фло. Она взяла газету и прочла заметку. – Интересно, что он делал у Паулины?
Лонни покачал головой.
– Он ненавидел Паулину. И Паулине он не нравился. Жюль часто говорил об этом. Клянусь, я знаю, что он делал в «Облаках».
– Он был мой постоянный клиент. Каждый четверг в четыре по-полудни. В дождь или солнечную погоду. Ни одного раза не пропустил. И всегда приносил ореховые пирожные.
– Ты от этих пирожных раздобрел, Лонни. Жирком обрастаешь.
– Эй, не думал, что ты обращаешь на меня внимание, Фло.
– Брось свои идеи. Лонни рассмеялся.
– Он был большой модник. Всегда носил костюмы из полосатой материи и розовый галстук. Не в моем вкусе. Слишком по-английски. Мне будет не хватать парня.
– А мне нет.
– Нет? Почему?
– Он хотел, чтобы я выпрыгнула из окна с пятнадцатого этажа.
Лонни уставился на нее.
– У тебя есть сигареты? Мои кончились.
Джо-Джо докладывал Арни Цвиллману, что ему не удалось разыскать Сирила Рэтбоуна ни в редакции «Малхоллэнда», ни в его квартире в районе Уилшира.