Встреча намечалась в одном небольшом ресторанчике. Молодой человек, сидящий рядом с Марленой, уже привлекал ее внимание во время занятий. Он был высокий и худой, имел привычку поднимать плечи, когда смущался, а его серые глаза постоянно сохраняли меланхоличное выражение. От него пахло мылом и сигаретами.
— Ты учишься в институте? — спросила Марлена.
Он кивнул:
— В машиностроительном. Но это меня совершенно не интересует.
— А что тебя интересует?
— Психология, возможно. Разобравшись с ней, я бы, может, и понял, почему меня не привлекает машиностроение. — Он рассмеялся, и она вслед за ним. — Эти курсы тоже интересуют меня постольку-поскольку. Я пошел на них, потому что хочу конец недели проводить в Лондоне. Но то, что мы здесь учили, мне там совсем не нужно. Я езжу в Лондон к моему другу, он гомик, и все его друзья тоже голубые. Но я-то нет… — Он в первый раз повернулся к Марлене и хмыкнул. — А мы здесь учили, как заказывать блюда в респектабельном ресторане, как знакомиться с людьми и как правильно спросить администратора отеля, есть ли свободные номера. Мне все это не понадобится. Ленни живет в какой-то дерьмовой хибаре вместе с одним парнем, который жрет руками и каждый раз рыгает, когда обопьется пивом. Правда, он написал книгу. О спаривании гориллы с человеком.
Марлена допила свое вино и заказала новый бокал.
— Ты хоть, по крайней мере, учишься, ездишь в Лондон. А я торчу дома и умираю от скуки.
— Ты замужем?
Она кивнула.
— Дети есть?
Марлена снова кивнула.
— Мне здесь надоело. Пойдем пивка выпьем?
— Конечно! — сказала Марлена.
Она излила ему душу, а он прочел ей лекцию о бессмысленности учебы, любого труда и жизни в целом. Возьмем, скажем, дипломную работу, которую он сейчас пишет. Когда он ее закончит, она попадет в руки какому-нибудь идиоту-профессору, который поставит оценку и положит ее в архив. Пройдет несколько лет, и при очередной уборке ее просто выкинут в мусорное ведро. Никто не извлечет ничего полезного из его диплома — включая и его самого.
Марлена рассмеялась:
— Ты сумасшедший!
Он взглянул на нее с усмешкой:
— А у тебя такие милые веснушки!
Его комната была не больше десяти метров. Он сварил кофе, а когда она посадила пятно на белую блузку, дал ей свою пижамную куртку и застирал пятно.
— Я люблю стирать. Делаешь что-то чистым. В этом есть смысл. Возможно, мне стоило бы открыть свою прачечную.
Лежа рядом с ним в постели, Марлена боялась до него дотронуться. Он был такой худой! Белая кожа на выпирающих костях на ощупь была как пергаментная.
— Ты очень зажата, — объявил он. — Типичная замужняя женщина.
Марлена старалась быть с ним гораздо ласковей, чем с Бернхардом, да и результат оказался успешней, причем для обеих сторон. Но, конечно, полная безынициативность и отсутствие фантазии у Бернхарда не добавили ей практического опыта, это было ясно.
Но зато это было его первое любовное свидание с замужней женщиной. Она провела кончиком пальца по его костлявой ключице. Или он соврал? Очень даже может быть. Если он назвал ее «типичной замужней женщиной» в сексуальном плане, то должен бы иметь объект для сравнения. Иначе откуда бы ему знать, как ведут себя в постели замужние дамы?
— А что ты можешь знать о типичных замужних женщинах?
Он пригладил ее волосы, убрав их со лба. Этот жест был исполнен такой нежности, что у нее слезы навернулись на глаза.
— Вот видишь. — Он указал на ее влажные от слез глаза. — Так могут реагировать только замужние.
Он подсушил ее блузку феном, а на прощание подарил отпечатанную страницу своего диплома.
Его звали Вальтер, и они больше никогда не виделись.
Она тихо открыла дверь ключом. На улице уже светало, проснулись и зачирикали птицы. В квартире горел свет. Марлена осторожно сняла туфли и тихонько на цыпочках пошла по коридору. Она еще никогда не возвращалась домой под утро. Ее сердце бешено колотилось, казалось, в районе горла, так что даже во рту она ощущала его сумасшедшие удары. Она пыталась уверить саму себя, что является не только мужней женой, но и отдельным, самостоятельно мыслящим человеком, который имеет право сам собой распоряжаться. Да уж… Она-то это понимала — поймет ли Бернхард?
Марлена зашла в комнату. Бернхард сидел на софе и смотрел на нее. На столе перед ним стояла бутылка вина. Она была почти пуста.
— Мне очень жаль. Вечер получился таким веселым, что мы никак не могли расстаться и переходили из одной пивной в другую.
Бернхард поднялся. Он смотрел на нее так, будто она явилась сюда прямо с панели, потом схватил за руки и больно сжал их.
— Ты дрянь! Гадина!
Она одеревенела от страха.
— Я должен сейчас быть с матерью, понимаешь? Но из-за тебя не могу выйти из дома. Нельзя же оставлять Андреа одну!
Марлена непонимающе уставилась на него.
— Отец лежит в реанимации. Второй инфаркт. — Бернхард сказал это голосом, полным такой ненависти, как будто обвинял ее в случившемся с отцом. Потом достал бумажник, вытащил оттуда ключи от машины и пошел к двери: — Я еду в больницу.
В этот момент зазвонил телефон. Марлена вздрогнула.
Бернхард вернулся и снял трубку. Он бросил на нее уничижительный взгляд. Если случится что-то страшное, говорили его глаза, виновата будешь только ты.
Он напряженно слушал. Марлена внезапно вспомнила, что еще час назад лежала в постели другого мужчины, и прежние страхи ожили в ней. Она теперь и сама верила, что, если весть дурная, — грех будет на ней.
Бернхард медленно положил трубку.
— Он умер, — сказал он. — Он умер, а ты где-то шлялась.
Когда она попыталась обнять его и утешить, Бернхард оттолкнул ее руки:
— Мы еще поговорим. Когда все кончится.
И он, не оглядываясь, вышел из дома.
3
Марлена сидела за письменным столом Бернхарда и с печалью, смешанной с ужасом, смотрела на траурную фотографию, на которой Евгений Штритмайстер казался каким-то манекеном: словно на самом деле он никогда и не жил, словно его изготовили специально для этого фото, с мертвыми глазами и толстыми щеками.
Марлена спрятала лицо в ладони. Ей вдруг пришло в голову, что сегодня она потеряла единственного человека из семьи Бернхарда, который уважал и ценил ее. Какая-то абсурдная мысль! В конце концов, овдовела не она, а ее свекровь.
Она выдвинула ящик стола и положила фотографию вместе с газетными вырезками в шкатулку для денег. Оттуда вдруг выпала карточка, которую она никогда раньше не видела. «Номер родительского сейфа» — было написано на ней. Марлена взяла карточку в руки. Она даже не знала, что у родителей Бернхарда есть сейф. Она осторожно положила карточку обратно и поставила шкатулку на место. Потом пошла в комнату Андреа и принялась убираться. Дочка сегодня вечером пошла к подружке и останется там на ночь; Бернхард пригласил в ресторан каких-то важных клиентов, а сама Марлена собиралась наконец навестить Иоганну. Ей так нужен был сейчас деловитый тон подруги, ее юмор и оптимизм. После смерти свекра обстановка в доме сделалась невыносимой. При каждой возможности Бернхард припоминал ей, что она бросила его одного в ночь смерти отца. Он обращался с ней как с прокаженной, и Марлена подозревала, что за этим кроются и козни ее свекрови.
Ульрика Штритмайстер почти не говорила с Марленой, но когда удостаивала ее несколькими словами, то подпускала в них так много злых шпилек, что Марлена прекрасно понимала: свекровь сожалеет, что ее сын женился на Марлене. Она сожалеет, что ее невестка не стала для сына послушной, кроткой женой — это тем более забавно, думала Марлена, что сама-то Ульрика никогда никому не подчинялась. Она со сдержанным достоинством восприняла смерть мужа и сразу же позаботилась о том, чтобы передать управление фирмой в руки Бернхарда. Во время похорон она беспомощно вцепилась в руку сына и ни на секунду не отпускала его от себя. У него наверняка рука опухла, с неприязнью думала Марлена, шедшая сзади них. Часто она с грустью вспоминала, с каким интересом и тактом выслушивал ее свекор.