Марлена с дочерью зашла в уютное кафе, заказала девочке чашку шоколада и кусок сливочного торта и попыталась объяснить дочери, почему для нее так важно пойти работать. Андреа была самостоятельной, общительной девочкой, и перспектива оставаться в школе после обеда со своими подружками, вместе готовить уроки и играть сколько душе угодно очень ее вдохновила.
— А вечером я сама буду приходить домой, как все остальные, — гордо сказала она.
Марлена ласково накрыла своей рукой маленькую ладошку дочери.
— Но папе не нравится, когда ты уходишь из дома, — рассудительно сказала Андреа.
— А тебе?
Дочь задумалась, и Марлена была тронута серьезным выражением маленького личика.
— У Аннегрет мама тоже работает, — наконец сказала Андреа. — Но она работает только из-за денег. Все женщины — так сказала мама Аннегрет — охотнее сидели бы дома, со своими детьми.
— Я думаю, она заблуждается. Знаешь… если мы будем держаться вместе и поддерживать друг друга, это будет просто здорово. По вечерам мы бы вместе готовили ужин…
— Как классно! Вот папа удивится!
«Еще как», — угрюмо подумала Марлена. Но вслух сказала:
— А выходные мы проводили бы все вместе.
— А если папа все-таки не разрешит тебе работать?
Марлена объяснила Андреа, что в семье каждый имеет право делать то, что считает наилучшим для себя. Если этим он не обижает своих близких и не мешает им.
Бернхард молча сидел за столом и вертел в руках пустую пепельницу. Его молчание, как ядовитые пары, делало невыносимым атмосферу в комнате. Марлена рассказала ему о своем визите в издательство, впервые упомянула Морица Кайзера и попыталась сгладить впечатление сообщением о том, что с Пасхи Андреа запишут в группу продленного дня.
— Ты завтра же позвонишь в это издательство и откажешься от места, — сказал наконец Бернхард ледяным тоном. — И откажешься от группы продленного дня. — Он со стуком поставил пепельницу на стол.
Марлена попыталась возразить, но он тут же прервал ее. Он так понял, продолжал Бернхард, что она чувствует себя бездельницей. Поэтому решил приносить с собой с работы кое-какие деловые бумаги — счета, письма, документы, которые нужно привести в порядок.
— Ты не понимаешь меня! — воскликнула Марлена в полном отчаянии. — Я не хочу быть подсобной работницей! Мне нужна моя собственная работа, нужна профессия. — Вдруг ей пришла в голову спасительная мысль: — Если, не дай Бог, с тобой что-то случится… У меня ведь нет даже образования! На что мы будем жить?
Бернхард с облегчением улыбнулся:
— Не волнуйся об этом. Мы вполне финансово обеспечены.
— Но наш банковский счет…
— Лишь маленькая часть нашего состояния хранится на банковском счету.
— Но почему?
— Ты думаешь, я доверю все свои деньги государству? Ну уж нет! Отец все деньги, которые мог выделить, вложил в ценные бумаги. Они в надежном месте. Рука налоговой инспекции до них не дотянется, уж можешь мне поверить, — с довольным смешком сказал он.
Марлена вспомнила номер сейфа, найденный ею в бумагах мужа. Ах, вот в чем дело! Но смысла этих махинаций она не поняла. Разве с ценных бумаг, не лежащих в банке, налоги не берут? Впрочем, ей все равно. Это не имело отношения к ее проблемам.
— Я не хочу печатать для тебя какие-то счета. Я хочу профессионально расти, быть среди людей, делать карьеру.
— А как же домашние дела?
— Если я буду приглашать на один день в неделю приходящую прислугу…
Бернхард ударил ладонью по столу:
— Какого черта! Что ты нашла интересного в том, чтобы разыгрывать из себя секретутку в вестибюле?!
— Это же только начало!
— Зачем? — Он встал и обхватил ее плечи. — Ну зачем? У тебя есть дом, ребенок, я наконец. Неужели этого недостаточно?
У Марлены слезы выступили на глазах. Она затрясла головой.
— Да что ты за женщина! — презрительно бросил Бернхард, толкнув ее на стул. Потом повернулся и вышел из комнаты.
Марлена съежилась на стуле, как побитая. Все те же мысли снова не давали ей покоя. Может быть, Бернхард прав: она не женщина, пытающаяся найти свою дорогу в жизни, а какой-то выродок? Может быть, вообще нежелание следовать сложившимся канонам — признак ее ущербности?
Ее стыд обратился в гнев. Она схватила пепельницу и швырнула ее в стену. Пепельница разбилась на мелкие кусочки. Марлена вышла, даже не подумав собрать осколки. Бернхарда она нашла в кабинете. Он сидел за письменным столом и листал журнал. Что интересного может найти этот непробиваемый деспот в специальном журнале? Как он может спокойно читать, когда речь идет о ее будущем?
— Выслушай меня еще раз. Я смогу доказать тебе, что у нас будет счастливый брак, даже если я займусь профессиональной деятельностью. И я буду всю жизнь благодарна тебе, если ты не станешь чинить мне в этом препятствий.
Его лицо превратилось в каменную маску:
— Нет. Этого ты от меня не дождешься. И ты знала об этом.
— Я знала об этом?! — закричала Марлена.
Да она совсем ничего не знала тогда, в восемнадцать лет, кроме того, что беременна. А беременные женщины имеют только три возможности: сделать аборт, если смогут найти врача, согласного нарушить закон; воспитывать ребенка одной или выйти замуж. Она радовалась будущему ребенку и вышла замуж потому, что считала брак началом многообещающего жизненного пути, а не его концом. И согласен Бернхард с этим или нет, она будет строить свою жизнь в соответствии с собственными желаниями. И в семье, и на работе, и в общественной жизни.
— Ты упрямая эгоистка, — не обращая внимания на ее вопрос, продолжал Бернхард. — И думаешь только о себе.
— Можно подумать, ты не такой.
Они гневно смотрели друг на друга. Бернхард не выдержал первым, он снова уткнулся в журнал.
Марлена выбежала из комнаты, чувствуя себя ребенком, которого отругали за серьезный проступок.
На следующий день завтрак проходил в тягостном молчании. Андреа тревожно поглядывала то на мать, то на отца и наконец решила вмешаться:
— Я с удовольствием буду ходить на продленку, папа.
Бернхард отложил газету и ответил с сарказмом в голосе:
— Мы поговорим об этом в другой раз, сокровище мое. — Он аккуратно сложил газету, немного помедлил, а потом спросил: — Как называется фирма, в которой ты хочешь работать?
Марлена затаила дыхание. Может быть, понимание еще возможно?
— Издательский дом Винтерборна в Швабинге, — поспешно ответила она.
Бернхард молча встал и отнес грязную чашку в раковину. Потом простился с Андреа, игнорируя жену, и вышел.
Когда его шаги в коридоре затихли, изумленная Андреа повернулась к матери и шепотом спросила:
— Почему папа так сердится? Если ты будешь работать, то станешь получать много денег.
Внезапно Бернхард снова возник в дверях.
— Я зарабатываю достаточно денег для всех нас. — Его лицо пылало от ярости. — И не хочу, чтобы моя дочь ходила на продленку. Надеюсь, всем все ясно.
Он взял свой «дипломат», схватил с вешалки пальто и захлопнул за собой дверь.
Марлена застыла, не в силах двинуться с места. Что же ей делать? Она лишила весь дом покоя, сказал ей вчера Бернхард, отправляясь спать.
Маленькая ручка Андреа погладила ее щеку. Марлена прижала дочь к себе.
— Мне очень жаль, что мы так часто спорим при тебе. Но иногда этого просто невозможно избежать, — сказала она дочери, поклявшись про себя, что в будущем постарается не допустить этого.
Целую неделю она с замиранием сердца ждала прихода почтальона и сломя голову мчалась к телефону, заслышав звонки. Ничего. Мориц уехал на пару дней, и ей неоткуда было получить информацию о том, что происходит в фирме. В пятницу она не выдержала и сама позвонила в отдел кадров, чтобы поинтересоваться судьбой своего заявления.
— Одну минуточку, — сказала помощница доктора Бенды. — Мы, правда, еще ничего не решили, но ваше заявление… — Зашелестела бумага. — Да, правильно. Ваше заявление отозвано.