— Вы должны помочь мне, — сказала она дрожащим голосом. — Я больше не могу жить со своим мужем. Но, если появится второй ребенок, я буду вынуждена продолжать эту жизнь.
Она увидела сочувствие в его глазах. Но чем оно могло помочь ей, разве в сочувствии она нуждалась?!
— Поверьте, мне очень, очень жаль.
— В самом деле?
Он помедлил:
— Если я вправе дать вам совет… Езжайте в Австрию. В Инсбрук или Зальцбург.
В глазах Марлены вспыхнула надежда:
— Вы можете дать мне там нужный адрес?
Нет. Он не знает адресов. Там ей тоже придется обратиться к гинекологу. Но шансов сделать аборт в Австрии намного больше, чем здесь, в Баварии.
Марлена поднялась и горько проговорила:
— Вы можете мне объяснить, почему противники абортов всегда толкуют о защите еще не родившейся жизни? А моя жизнь? То, что сейчас внутри меня, без меня существовать не сможет. Но я-то могу жить без этого. Это означает только, что решение должно принадлежать мне.
Врач невесело улыбнулся:
— Меня вам не нужно убеждать.
— Все эти демагоги публично проклинают противозачаточные средства, а сами тут же ходят с блюдом для пожертвований. И просят денег, чтобы помочь непомерно расплодившимся голодающим «третьего мира». Абсурд!
— Но вы ведь отказывались от пилюль не по религиозным соображениям, как я понимаю. И живете не в «третьем мире».
— Что вы можете знать о моем мире… Так у вас нет адреса?
— Нет.
Доктор выдержал ее взгляд, но она знала, что он врет.
Она сказалась в фирме больной и уехала с Иоганной на день в Зальцбург. Небо затянули серые тучи, пошел дождь. Перед въездом в Зальцбург они застряли в пробке из-за аварии на дороге и добрались до города уже во второй половине дня. Около какого-то кафе им удалось припарковаться. В телефонной будке они отметили адреса и телефоны нескольких гинекологов и перебрались в другую будку, поскольку перед этой уже собралась очередь.
Марлена набрала первый номер. Пока она разговаривала, Иоганна достала носовой платок из сумки и протерла ее вспотевший лоб.
Марлена сказала, что она — немка, отдыхает здесь, и ей необходимо срочно попасть на прием к господину доктору. Нет, не завтра. Сегодня.
«Приходите», — сказали ей.
И вот она сидит в старомодной приемной, на стене тикают часы, напротив нее беременная женщина вяжет кофточку для малыша.
Зайдя в кабинет, Марлена сразу открыла грузному врачу истинную причину своего визита. Он ничего не сказал, лишь пригласил ее сесть в гинекологическое кресло. Там он подтвердил ее беременность, сказал, что не занимается абортами, и потребовал триста пятьдесят шиллингов гонорара.
Почему он сразу не отказал ей, без всякого осмотра?
— Цена была бы той же — что так, что так, милостивая госпожа.
Марлена иронически поблагодарила его и спросила, не может ли он, по крайней мере, порекомендовать ей кого-то?
Он в принципе против абортов, тут он солидарен со своими немецкими коллегами.
— Вы еще так молоды и полны… жизненных соков.
— Только, пожалуйста, не сравнивайте меня с австрийской дойной коровой, — ответила Марлена ядовито.
С презрительной миной он проводил ее до двери. Если она так относится к материнству, могла бы получше предохраняться.
— А разве вы не из тех, кто верит в непорочное зачатие?
Она позвонила по следующему номеру, записанному на бумажке, записалась на прием к врачу, принимавшему где-то на окраине, и вернулась к Иоганне, поджидавшей ее в кафе. Дождь пошел сильнее, капли барабанили по тротуарам узких переулков, небо было темно-серым как свинец.
Иоганна сидела за чашкой шоколада и листала иллюстрированный журнал. Когда Марлена появилась перед столиком, она подняла глаза и спросила:
— Ну?
Марлена покачала головой. Она села, заказала ветчину и кофе и посмотрела на улицу. Зальцбург. Город влюбленных. Цель романтических свадебных путешествий…
Ожидание становилось невыносимым.
— Пойду попытаю счастья, — сказала Марлена.
И вот она у следующего гинеколога. Марлена намеренно выбрала женщину-врача, надеясь найти у нее больше понимания.
Ее надежды возросли, когда после часа ожидания она села напротив врача в кабинете. Слава Богу, врач была молода. Симпатичная, современная и модно одетая. Записи в медицинских картах она делала новым дорогим фломастером. Да. Женщина поможет ей. Она поймет, прочувствует ее ситуацию. Может, она и сама уже когда-то делала аборт?
Марлена рассказала о своем неудавшемся браке, о беременности и о том, что решилась сделать аборт.
Врачиха попросила ее сесть в смотровое кресло.
— Но меня осматривали уже два раза. Десять недель.
Женщина улыбнулась:
— И тем не менее. — Она надела тонкие резиновые перчатки.
Она тоже подтвердила беременность и сказала, что в наше время разведенные женщины вполне могут воспитать и вырастить ребенка.
— Двоих детей, — уточнила Марлена.
— Значит, двоих детей.
Марлена обвела взглядом кабинет. За перегородкой — современное медицинское оборудование, на полу дорогой ковер, письменный стол в античном стиле. На столе фотография пожилой семейной пары на фоне фешенебельного городского коттеджа. Ага. Доченька из благородного дома. Детские дни рождения в ухоженном зеленом саду, хорошая школа, уроки бальных танцев, учеба в университете, практика за границей. Дорогая квартира во время больничной практики, финансовая помощь папочки при открытии собственного врачебного кабинета. Наверняка за следующим поворотом этой блистательной судьбы — импозантный, с проседью главный врач, который постарается, чтобы это небесное создание попало в крепкие мужские руки.
— Очень сложно воспитать одной двоих детей, когда ты занята на работе и не имеешь возможности держать прислугу, — сказала Марлена и сама на себя рассердилась за этот извиняющийся тон. Хорошо. У нее влажные волосы, размазавшаяся под глазами тушь, живот, который ей больше не принадлежит; но она ведь не привокзальная проститутка. Да даже если была бы ею, разве имеет право эта холеная куколка рассказывать ей, как просто вырастить одной двоих детей. Внезапно она пожелала этой молодой особе всяческих напастей. Она пожелала ей превратиться из бабочки обратно в мерзкую гусеницу. Она пожелала, чтобы ее обрюхатил в доску пьяный главный врач, а потом оставил одну. Пожелала такого папашу, как Бруно Шуберт, который презрительно хохотал бы над ее попытками стать личностью; такого мужа, как Бернхард, который спускал бы ее с лестницы и тысячью других способов принуждал бы к послушанию.
— Да, я понимаю, это непросто, — сказала врачиха, ровным счетом ничего не понимая. — Но у вас в Германии так много видов социальной помощи…
Марлена молчала.
— Но аборт… Нет, вы попали не по тому адресу.
— А вы могли бы мне дать «тот» адрес?
— Нет, сожалею.
Марлена презрительно улыбнулась и положила на античный письменный стол очередные триста пятьдесят шиллингов.
Приемная следующего врача была переполнена. Между комнатой медсестры и приемной в стене было окошечко, как в кухне у нее дома. Отсюда вызывали ждущих приема пациентов, выписывали рецепты и назначали следующие посещения. Марлена сидела между двумя крестьянками, которые беседовали о каком-то мужчине, избившем свою жену, когда она вернулась домой с танцев. Из разговора Марлена поняла, что сидит между двумя хорошими женами, которые осуждают «плохую». Ей стало нехорошо, она поднялась и вышла из приемной, решив дождаться в коридоре, когда ее вызовут.
Врач, немолодой, усталый мужчина, указал на стул рядом с письменным столом, взял у медсестры карточку, одновременно давая указания двум ассистенткам, стоящим у столика с инструментами.