— Я тоже хочу.
— Чего? Если ты сейчас еще заявишь «и безопасности», я заору от ужаса.
— Да. И безопасности. И покоя.
— Слушай, ты, мещанка, почему же ты тогда не осталась с Бернхардом?
После этой ссоры они пару недель даже не перезванивались. Потом Иоганна позвонила первая и сказала: «Прости». И в знак примирения она дала Марлене адрес одной квартирной маклерши, которая из «социальных соображений» предлагала свои услуги за более низкие цены, чем конкуренты.
— Если вообще в случае с маклером можно говорить о «социальных соображениях», — скептически добавила Иоганна и улыбнулась своей новой пренебрежительной улыбкой, желая показать всему свету, что ничто в мире больше не может удивить или задеть ее.
Когда Марлена через три недели после свадьбы организовала переезд и спросила у Никласа, где бы он хотел поставить свой письменный стол и предпочитает ли он окна с гардинами или нет, ее вдруг охватила паника. Ее с трудом завоеванная независимость… она опять куда-то исчезает! А вдруг Иоганна права? Почему непременно нужно было выходить замуж? Но когда она увидела искреннюю радость Андреа по поводу того, что Никлас насовсем перебрался к ним, ее сомнения развеялись. В конце концов, она обязана в первую очередь думать о ребенке. Детям нужны уверенность, защита, нужны папа и мама. А Никлас оказался потрясающим кандидатом на место отца. Скорее даже не отца, а старшего брата. Как он с Андреа бегал наперегонки, придумывал бесконечные игры, разыгрывал ее… И вместе с тем приучал ее к ответственности, объяснял многие вещи, казалось бы, еще недоступные детскому восприятию. Марлена радовалась, видя, что Андреа под влиянием Никласа становится думающим, анализирующим маленьким человеком.
Наконец-то они смогли позволить себе отпуск — правда, всего лишь неделю: кончался срок практики Никласа, и он должен был готовиться ко второму государственному экзамену. Никлас предложил провести эту неделю в Зальцбурге, но Марлена с испугом отказалась.
— Только не в Зальцбурге!
— Но почему? Там можно съездить на прекрасные экскурсии, да и Химзее неподалеку…
— Я ненавижу Зальцбург.
Она рассказала ему об аборте и расплакалась. Марлена сама поразилась, насколько расстроил ее разговор об этом; пожалуй, она волновалась теперь даже сильнее, чем раньше. Но Никлас удивительно мягко успокоил ее. Марлена была благодарна ему за утешение и понимание. Она вообще постоянно находилась в благодарном и всепрощающем настроении. Она вдруг решительно сбросила туфли и целый день прогуляла босиком, танцуя на прогретом солнцем асфальте. Жизнь в ней била ключом.
Единственной каплей дегтя в ее медовой жизни был новый начальник, Герд Бехштайн. Когда Марлена возвратилась из свадебного путешествия — они побывали в Инсбруке и Вене, — он вызвал ее к себе и сообщил, что отныне вся почта, приходящая от клиентов, будет обрабатываться иначе. Не столь женственно, как выразился он. Он улыбнулся, как улыбаются мужчины, издеваясь над «идиотской» эмоциональностью женщин.
Марлена прибегла ко всем разумным аргументам, но так и не смогла убедить нового шефа в целесообразности установленного ею порядка.
Он снова покачал головой. Недавно создан великолепный институт, который занимается не чем иным, как урезониванием нерадивых клиентов.
Может быть, стоит ввести курсы для своих представителей на местах или создать тренировочные программы? Тогда, быть может, разъездные работники хотя бы перестанут раздавать невыполнимые обещания?
Теперь он стал саркастичным. Он поставил ее в известность, что, только имея дела с генеральными представителями фирмы, можно рассчитывать на некий уровень понимания. Работники нижнего звена, в основном внештатники, в большинстве своем полные идиоты или опустившиеся люди. Иначе нашли бы для себя более достойное применение.
Марлена была возмущена. И такой человек возглавляет внешнюю службу?! Конечно, она прекрасно понимала, что отнюдь не сливки немецкой экономики разъезжают по маленьким магазинчикам, мотелям, автостоянкам и филиалам банков, продавая их владельцам рекламные проспекты фирмы и уговаривая оплатить рекламу своего заведения. Но кто вообще принадлежит к этим сливкам? Во всяком случае, не она, Марлена, и не он, Бехштайн. И разве нельзя человеческим отношениям, хорошей тренировкой и минимальным количеством социальных льгот способствовать образованию подходящего кадрового состава? Одним из самых больших недостатков, в том числе и в их издательстве, была постоянная текучка внештатных работников.
Заметив скептическое выражение лица уверенного в своей правоте Бехштайна, Марлена замолчала. Она молчала и тогда, когда он приказал ей отныне сообщать ему обо всех шагах, которые она предпринимает. Она почти физически ощущала, как ему нравится вправлять ей мозги. И спрашивала себя, почему это происходит. Она всегда считала, что только пожилые начальники-мужчины имеют предубеждение против профессионально состоятельных женщин. Но этот-то совсем молод!
— Что происходит? — возмущалась Марлена несколько часов спустя, разговаривая по телефону с Иоганной. Иоганна была непревзойденным экспертом по этим вопросам, кроме того, у нее было больше профессионального опыта, сдобренного ненавистью к мужчинам.
Иоганна рассмеялась:
— Представления о собственной роли у мужчины не зависят от того, молод он или стар. Постоянный, неусыпный контроль над подчиненными — это они считают истинно мужским занятием. Кроме того, они уверены, что холодная деловитость свидетельствует о высоком уровне компетентности.
— Но все эти мелкие представители — просто жалкие работяги. От каждого заключенного договора они получают мизерный процент — куда меньше, чем генеральные представители фирмы в подобных случаях. Да и из этого они обязаны отчислять дополнительно от пяти до десяти процентов генеральному агенту. Только за то, что он милостиво позволяет им работать под своим чутким руководством.
— И чтобы мало-мальски заработать, они врут клиентам с три короба.
— Большей частью, да. А я пытаюсь в таких случаях найти решение, устраивающее обе стороны. Потому что если дело доходит до переделки статей договора, то, во-первых, клиент идет на это с большим трудом, а во-вторых, я обязана при расчете лишить агента заработанной таким образом прибыли. Или, что самое неприятное, передать дело адвокату. Итак, моя главная задача — улаживание конфликта. Без интуиции здесь не обойтись. Разве я не права, Иоганна?
— Именно это больше всего и бесит твоего Бехштайна. Твое поведение слишком эмоционально и базируется на интуиции, которую такие, как он, не признают в принципе. Да зачем вообще думать о людях, если они не приносят ощутимого дохода?
— Да, если бы речь шла о начальнике старой закалки… Но я надеялась, молодые мужчины…
— Думаю, это еще цветочки. Честно сказать, я предпочитаю стариков. Конечно, они во всем пытались доминировать, сохраняли известную степень презрения к женщинам и были слишком лояльны по отношению к фирме. Новая гвардия, напротив, помешана на так называемом профилировании. Конечно, они точно так же презирают женщин, но думают при этом только о собственных нуждах, в то время как их старшие коллеги все-таки преданы фирме и готовы пахать на нее день и ночь.
— Бехштайн тоже работает по десять часов в день.
— Ясное дело. Пять часов в день он подкапывается под кресло своего начальника, а остальные пять часов ревниво следит, чтобы никто не подкопался под его собственное. Ты, например.
— И что же мне теперь делать?
— Старайся, чтобы этот тип не зажал тебя окончательно. Организуй в своем маленьком подразделении пассивное сопротивление его распоряжениям и приложи все усилия, чтобы тебя оценили более высокие начальники. Продолжай до тех пор, пока тебе не предложат другую должность, более тебе подходящую. Или пока ты сама не создашь такую должность.
Итак, Марлена начала осуществлять пассивное сопротивление. Она представляла Бехштайну только те случаи, оценка которых могла быть абсолютно однозначной. Критические ситуации старалась разрешать во время его частых отлучек и командировок. Если он задавал ей вопросы по этому поводу, она невинно смотрела на него и объясняла, что дело было очень срочное и не терпело промедления и поэтому пришлось решать без него. Но, конечно, она обсудила все с Георгом Винтерборном, поскольку шеф, как господин Бехштайн, наверняка знает, требует, чтобы в отсутствие непосредственного начальника все вопросы решались через него.