Иоганна остановила ее нетерпеливым движением руки:
— Если бы Никлас вышел на улицу в защиту «Общества любителей-рыболовов», ты потащилась бы за ним.
— Ну и что?
Иоганна предпочла промолчать. Слава Богу.
После этого спора Марлена не переставала задавать себе серьезные вопросы. Она следила за собой, сравнивала себя с другими. Чего она хочет от жизни, и может ли жизнь тоже чего-то от нее потребовать? Неужели она и в самом деле превратилась в поверхностную пустышку, как утверждает Иоганна? Чего же, в самом деле, она хочет? Может быть, ей начать исповедовать «идеологию свободного времени»? Стать политически активной? В чем? В помощи беженцам? Заботе об иностранцах? А впрочем, когда ей этим заниматься, ведь она так много работает!
Как раз в это время наступил кризис у Андреа. Долгие месяцы ей понадобились, чтобы привыкнуть к мысли о разводе Марлены и Никласа. Ее отношение к матери, поведение изменились, она стала агрессивной. Она тоже была любительницей принять подходящую позу. Ах, бедная жертва уже второго развода! Несчастный подросток, которого никто не понимает! Юная бунтовщица! Только когда Бернхард, все еще пунктуально исполняющий свои отцовские обязанности и пользующийся правом ежемесячных визитов, пригрозил, что обратится в службу помощи детям и подросткам, чтобы Андреа передали на воспитание ему и его новой жене, девочка одумалась. Жить с Бернхардом она не хотела ни при каких обстоятельствах. Тот не терпел никаких возражений и требовал, чтобы с последним ударом часов в десять вечера она исчезала в своей комнате. А его жена воспринимала Андреа как тяжкий крест. При словах «дерьмо» или «клево» она впадала в транс и начинала трястись, как охлажденное суфле.
Мало-помалу Андреа и Марлена снова сблизились. Марлена откровенно говорила с дочерью о своих двух замужествах, не скрывала и собственные ошибки и пыталась сделать их отношения обоюдодоверительными. Она рассказала Андреа и о разговоре с Иоганной, и о том, что много размышляет над ее упреками. И о том, что иногда тоже чувствует себя опустошенной оттого, что Никласа больше нет с ними.
— Но у тебя же есть твой старичок Винтерборн! — хмыкала Андреа.
Да. У нее есть Георг. Честно говоря, она и сама не понимала, почему остается с ним. Потому что он ей импонирует? Ценит ее? Потому что всегда готов понять и помочь?
Он был уже дома, когда она вернулась. Уже несколько месяцев у него был ключ от ее квартиры, однако он еще ни разу не воспользовался им, не предупредив об этом предварительно. Они, не сговариваясь, строго разделили свою профессиональную и личную жизнь. Карола не имела никакого понятия о том, где проводит свое свободное время ее отец.
— Если на фирме узнают, что мы так близки, это вызовет крайнее недовольство, — сказал Георг, и Марлена полностью поддержала его.
Но еще и по другой причине: если весь свет узнает об их отношениях, это испортит впечатление от ее профессиональных успехов. А она была страшно горда ими, хвасталась ими, как ребенок отличной отметкой. Когда она в первый раз была с Георгом, он не оставил сомнений в том, что он сильный и решительный мужчина, не ведающий лишних сомнений. Бабские капризы он не переносил, и Марлена нравилась ему, потому что была раскованна, целеустремленна и не по-женски разумна. Ее внешность тоже привлекала его. Она сумела найти свой стиль, одевалась достаточно экстравагантно и стриглась очень коротко. Но если она считала, что, будучи намного моложе его, вносит в жизнь Георга забытые было сексуальные наслаждения, то глубоко заблуждалась. Георг всегда вел насыщенную жизнь, не отказывая себе ни в каких радостях, хотя, конечно, осознавал, что с возрастом постепенно утрачивает их. Он занимался спортом, но не пытался предпринимать нечеловеческих усилий, чтобы законсервировать себя в моложавом состоянии.
— Я могу с полным правом утверждать, что жил полнокровной жизнью, — говорил он. — Это не значит, что я захлебывался в удовольствиях, но смог оценить их в полной мере.
Георг многому научил ее. Давал ей советы. Ему нравилось, когда она рассказывает о своих профессиональных секретах и уловках, он похваливал ее за хитрость и не пугался внезапных взрывов возмущения, которые случались с ней, если что-то стояло на ее пути или получалось не сразу. Когда она его как-то кокетливо спросила, не было ли в ее назначении на должность начальника отдела личных мотивов с его стороны и не надеялся ли он таким образом подхлестнуть ее чувства, Георг взглянул на нее с таким изумлением, что Марлена смешалась и покраснела. Никогда она не забудет его насмешливого ответа:
— Конечно, я преследовал личные цели. Я хотел поставить на это место самого достойного человека. И мне это удалось.
Тот факт, что она так быстро после разлуки с Никласом вступила в связь с Георгом, стоил бы психоаналитику не одной минуты глубоких раздумий. Ее чувство собственного достоинства взывало к самоутверждению, и она остановила свой выбор на мужчине, которым восхищалась больше всего. Кроме того, Марлена никак не могла подавить в себе потребность чувствовать себя защищенной. Виновато ли в этом только воспитание, или это была ее натура? Желала ли она иметь кого-то в роли понимающего отца, которого у нее никогда не было? Или она лгала самой себе и мстила таким образом Давиду, ложась в постель с его тестем?
Георг почти никогда не говорил о своей семье. Он любил свою дочь и восхищался ее деловой хваткой; ее постельные истории интересовали его постольку, поскольку бывали связаны с фирмой. Поэтому он стремился поскорее избавиться от Питера Рота, любовника своей дочери.
— Карола непременно хочет изменить структуру издательства. Ей не нравится, что я фактически являюсь единственным владельцем фирмы.
— Она хочет быть компаньоном?
— Она хочет, чтобы все руководители издательства стали совладельцами и компаньонами: Давид, Питер Рот и она сама. — Георг затряс головой. — Позор. Муж и любовник — в одном ранге.
— Почему Давид мирится с этим? — спросила Марлена.
Георг пожал плечами: — Долгое время он ни о чем не подозревал. Или, вернее, не хотел знать. Потом между ними происходили серьезные размолвки и объяснения. Но Давид, похоже, проиграл в этом противостоянии. Моя дочь — настоящая бестия. Давид достоин более человечного и мягкого отношения к себе.
— Но если он такой слабак…
— Не суди так строго, Марлена. Я знаю, что с некоторых пор ты невзлюбила его. Но он относится к тому редкому типу мужчин, которые никогда не пытаются ущемлять свободу партнера. Знаю, многие расценивают это как слабость — в том числе собственные жены. Да, девочка моя, иногда и меня посещают мысли, что вы, женщины, просто не ведаете, чего хотите.
Марлена улыбнулась:
— Согласно последним опросам, все еще хотим сказочного принца — правда, осовремененного. Который способен на решительные действия. Он должен быть энергичным, надежным, общительным, приятным в обращении, физически привлекательным, в чем-то непредсказуемым, чувственным. Даже его недостатки должны быть достойны любви и восхищения. Ты знаком с подобным типом?
Георг хмыкнул:
— Это я.
Тогда Марлена лишь рассмеялась. Но чем больше она узнавала его, тем чаще приходило ей в голову, что он действительно обладает почти всеми перечисленными качествами, за исключением, быть может, особой физической привлекательности. Она неохотно вспоминала о первой ночи с ним. Все-таки он был на четверть века старше ее. И ей казалось странным развязывать галстук своему многолетнему начальнику или расстегивать пуговицы на его рубашке. Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, она чувствовала себя лидирующей стороной, и вместе с тем подчиненной, поскольку помнила о его должности. Его шея была морщинистой, грудь — совершенно безволосой, ребра выпирали, а над грудной клеткой стареющего мужчины возвышалась тяжелая, породистая голова. Его янтарные глаза иронически поблескивали, как будто точно знали, что происходит сейчас в ее мозгу.
— Ну как, экзамен закончен?
— Мужчины тоже имеют привычку экзаменовать, — ответила она, дерзко переводя взгляд на его мужское достоинство.