Итак, молодой человек перебрался к Эриху. Три дня назад. А Мориц сидит в комнате и боится одиноких длинных ночей. Он выглядит постаревшим и опустившимся, но не может заставить себя переступить порог ванной комнаты: там еще стоит флакон с ароматической солью Клеменса и висит на двери его халат — Эрих купил ему новый.
Марлена решительно сложила в чемодан вещи Клеменса. Махровый халат, синюю баночку с солью, театральные журналы. Она распахнула окна, поставила бутылку коньяка в бар. В кухне сняла со стены фотографию, на которой был снят Клеменс у плиты, в клетчатом фартуке. Достала из шкафа чистое белье, рубашку и костюм Морица.
— Одевайся. Ты поедешь со мной.
Он не протестовал. Все что угодно лучше, чем эта невыносимая квартира, где из каждого угла на него, как голодный зверь, бросаются воспоминания.
Они завтракали, когда неожиданно пришла Тилли. Вид у нее был одновременно растерянный и встревоженный.
— У Бруно рак! — заявила она с порога.
Марлена медленно поднялась со стула, с ужасом вглядываясь в лицо матери.
— Желудка. Уже есть метастазы. В кишечнике. Он так ни разу и не обратился к врачу. Боже мой, Ленни, если бы я осталась с ним…
Марлена разозлилась. Это была несправедливая злоба, постыдная, но она захлестнула Марлену, как горячий душ. Почему женщины всегда чувствуют себя ответственными за мужчин? Она попыталась успокоить мать. Ни в коем случае она не должна чувствовать себя виноватой. Бруно бы и при ней ни за что не пошел бы к врачу, как бы она его ни гнала. Да и она сама понимает это.
— Его отвезли в больницу. Я разговаривала с врачом. Они могут только попытаться уменьшить боли с помощью лекарств. На следующей неделе его выпишут. Он безнадежен. — Мать обреченно опустилась на стул.
Мориц сочувственно положил ей руку на плечо. Потом мягко сказал, что лучше оставит их наедине. Или, быть может, понадобится его помощь?
Марлена попросила его сообщить фрау Ротхалер, что приедет сегодня позже, и отправилась с Тилли в больницу. Пестрые стены, голубые полы, симпатичные плетеные абажуры… Они никак не соединялись в ее сознании со словами «рак» и «метастазы», не оставлявшими никакой надежды. Может быть, Тилли что-то не так поняла? Может быть, есть разные случаи: для кого-то лучше операция, для другого — медикаментозное лечение? Есть же еще облучение, химиотерапия…
Сидя на постели отца, она старалась не выдать своего волнения. В последние годы она несколько раз приглашала его к себе. Он осмотрел ее новую квартиру, поговорил с Андреа, но ни разу не спрашивал, как у Марлены дела на работе. В такие моменты между ними вырастала та же стена, которую она ощущала, будучи ребенком. Она никак не могла смотреть на жизнь его глазами, не одобряла и не соглашалась с его воззрениями, а он никак не мог понять, откуда у него такая дочь — честолюбивая, сильная, стремящаяся во всем доминировать и быть всегда правой.
Сразу бросалось в глаза, как тяжело он болен. Глаза ввалились, кожа на лице покрылась пигментными пятнами и приобрела желтоватый оттенок.
— Да… Вот и все, что осталось, — горько сказал он. — Всю жизнь вкалывал, а теперь…
Тилли робко погладила его по руке.
Он улыбнулся:
— Министр социального обеспечения может быть доволен. Еще одним пенсионером меньше.
Внезапно Тилли сказала:
— Я вернусь назад, Бруно, и буду помогать тебе.
Он поднял на нее печальные глаза. Его губы дрожали:
— Хочешь побыть со мной до конца, правда?
Что-то было такое между ними, что заставило Марлену поспешно подняться и выйти из палаты. «Ты так и осталась более сильной, — кажется, говорил Бруно. — Сама ушла и сама вернулась. По своему желанию… Это и было то, к чему ты стремилась. Свобода…»
Марлена прикрыла дверь. Бруно все еще пытливо вглядывался в лицо своей бывшей жены, как будто ища там ответа, который всю их совместную жизнь совершенно не интересовал его, а сейчас стал необыкновенно важен.
Марлена доехала до работы и медленно поднялась по лестнице на четвертый этаж. Ей требовалось время, чтобы привести в порядок мысли. Она не могла себе представить смерть отца. Не могла представить, что его больше не будет, что он останется только в рассказах и воспоминаниях. «Ты помнишь, как Бруно любил тушеного гуся с холодным пивом…» — скажет, например, Тилли в рождественскую ночь и повернется к его фотографии. Со временем все сведется к печальной улыбке, с которой все будут смотреть на фото, да и сам снимок потускнеет со временем. От человека остается так мало!
Марлена встретила доктора Бенду. Тот холодно поздоровался. Его интерес к ней увял уже много лет назад. Когда ему стало ясно, что она ни в грош не ставит его симпатию к ней, что для нее карьера важнее человеческих отношений, что она реагирует на него, как мужчина, который провел вечер со своей секретаршей, а наутро едва замечает ее, он исполнился презрения к Марлене. Эта фрау Шуберт никакая не женщина! То, что потом она начала все быстрее подниматься по служебной лестнице и наконец практически достигла его уровня, окончательно расшатало его представления о мировом порядке. Доктор Бенда искренне радовался своей скорой пенсии. Он сможет проводить время в компании уважаемых людей и вспоминать старые, добрые времена.
Они обменялись парой слов, и Марлена сообщила, что вскоре пришлет ему заказ на подбор персонала, поскольку предполагает расширить отдел. Может ли она заручиться его поддержкой? Теперь Марлена дружески ему улыбалась.
Он натянуто улыбнулся ей в ответ:
— Едва ли. Количество людей, которых фирма может взять на работу, строго ограничено, а существуют еще и другие подразделения, испытывающие нужду в персонале.
Да, отказ мне доставит ему особое удовольствие, отметила Марлена, слегка развеселившись.
— Как дела у вашей жены и дочерей? — злорадно спросила она.
Он вспыхнул.
— Боже мой, как это было давно — наш совместный вечер!.. Собственно, мне нужны всего лишь две ставки…
— Мы сможем поговорить об этом сегодня во второй половине дня. На заседании, — ответил он и поспешно распрощался.
Эти заседания, а точнее, встречи были идеей Каролы. Руководство фирмы ежемесячно встречалось с руководящими сотрудниками, чтобы обсудить проблемы, возникающие внутри отделов, но имеющие значение для всего издательства в целом.
С тех пор как Марлена стала принадлежать к этому влиятельному кругу, дело не раз доходило до открытых столкновений. Поначалу она старалась вообще не открывать рта, но эта робость новичка вскоре улетучилась. На этих встречах царила особая атмосфера. Поскольку их вел Георг Винтерборн, многие участники пытались не допустить в завязывающихся дискуссиях ни единого промаха, чтобы не вызвать недовольства начальства. Марлена и Карола были единственными женщинами в этом кругу. И чем больше Марлена наблюдала за Каролой, тем отчетливее она понимала, что Карола вылеплена из другого теста. Как правило, она выступала всегда очень дельно и четко, не так эмоционально, как Марлена. Неужели это передается генетически? Или такому учат в дорогих школах?
Когда Марлена зашла в конференц-зал, все были уже в сборе. Многие просматривали какие-то бумаги. Судя по всему, с недоумением. По тому как все уставились на нее, Марлена поняла, что руководители читают ее предложения по устройству ведомственного детского сада. Марлена была готова к этому. Она тщательно подобрала аргументы и успела сегодня утром коротко обсудить их с Морицем. Тот минуту ошарашенно смотрел на нее, а потом одобрительно кивнул.