«Мужчина из Дюссельдорфа…» Она еще секунду раздумывала, потом схватила телефонную трубку и набрала номер. Марлена попросила разрешения зайти к Георгу. Он тотчас дал согласие. Официальный путь… Является ли он в такой ситуации самым верным? Конечно. Потому что она с трудом могла представить себе, как, нежно обнимая Георга в постели, она сможет прошептать ему на ухо: «Пожалуйста, сделай меня… быстрее… еще быстрее… коммерческим директором…»
Она усмехнулась, представив себе эту картину, поправила волосы, подкрасила губы и взяла с собой папку с документами. Зайдя в кабинет Георга, она вежливо улыбнулась и села в кресло.
— Хотите кофе, Марлена?
Она кивнула.
— Две чашки, фрау Шмалайзен… Я слушаю. — Георг повернулся к ней.
— Я хотела бы поговорить с вами о преемнике Рота.
Он молчал. Его лицо не выражало ничего.
— Я буду непосредственно ему подчиняться, нам придется быть тесно связанными по работе…
Георг все еще молчал.
— …так что думаю, у него ко мне будет много вопросов.
— Все другие начальники отделов тоже будут тесно связаны с ним по работе.
— Но именно я занимаюсь в основном новыми рынками сбыта и новыми клиентами. Это мой конек, как вы, наверное, знаете.
Теперь он старательно подавил улыбку.
— Я, например, хочу предложить отделу связи с клиентами новое направление работы. Союзы по туризму. Бесконечный рынок для рекламных брошюр, туристических карт и тому подобных материалов. — Она благодарно кивнула фрау Шмалайзен, подавшей кофе.
Женщины приветливо улыбнулись друг другу. Они давно испытывали взаимную симпатию. Каждый месяц они встречались, сидели где-нибудь в кафе, и Марлене казалось, что секретарша Георга догадывается об ее отношениях с шефом.
Георг подождал, пока секретарша выйдет из комнаты. Потом понимающе улыбнулся:
— Пятый этаж, Марлена?
Марлена смотрела поверх головы Георга в окно, откуда был виден кусочек голубого неба.
— Не слишком ли высоко замахиваешься?
— Есть здания и в тридцать этажей. Если смотреть с такой высоты, то я очень скромная. Взгляни… — Она замолчала и указала на дверь. Та была приоткрыта. Поэтому она продолжила вполне официально: — Мне тридцать семь лет, я почти тринадцать лет работаю в издательстве. Здесь меня все знают, все видят, как я люблю свою работу, у меня хорошие отношения с сотрудниками. Я умею работать, у меня много свежих идей. — Она хотела бы еще что-нибудь добавить, снова перейти на «ты», отбросить официальность и говорить с ним так откровенно, как обычно это делала. Но приоткрытая дверь удерживала ее.
Что это было в глазах Георга — восхищение или насмешка? Она вдруг опять, как много лет назад, показалась себе аферисткой и рассердилась. Черт возьми! Они пережили целую эпоху перемен в политике, вокруг творились сплошные перевороты. Почему происходило все, кроме изменений в принципах чисто мужского руководства любым делом? Издательство Винтерборна — среднее предприятие, которое много лет назад открыло Марлену, амбициозную домохозяйку, жертву неудачно прерванного полового акта. Теперь она все здесь знала вдоль и поперек, она без устали училась, скоро она закончит и свою заочную учебу на экономическом факультете университета, хотя и без диплома, и убеждена, что на этом ее возможности отнюдь не исчерпаны.
Она сказала:
— Я знаю, что была бы лучшим кандидатом на эту должность. Кроме того, я считаю, что пришли времена, когда женщин нельзя обходить при назначениях на руководящие посты.
Теперь он по-настоящему развеселился:
— Я очень прогрессивный начальник. У меня даже уже есть женщина — член директорского совета.
— Ваша дочь.
— Она хороший руководитель, даже несмотря на то, что она моя дочь.
— Я тоже была бы хорошим руководителем, хотя я не ваша дочь.
«Слава Богу», ясно читавшееся на его лице, воодушевило ее.
— Разве это не мужественный поступок — две женщины в качестве директоров?
Георг рассмеялся:
— Хорошо. Я подумаю над вашим предложением.
— Есть другие претенденты?
— Не из нашего издательства. Еще что-нибудь?
Марлена протянула ему бумаги:
— Архитектурные предложения по детскому саду. И проект образовательной программы. Мы должны подать ходатайство о дотациях в магистрат.
— Прекрасно! — Георг встал. — Мне было, как всегда, приятно пообщаться с вами! — Он от души улыбнулся ей.
Георг выглядел сегодня лучше, уже не таким измученным и усталым. Карола поначалу бушевала из-за ухода Рота, но потом они заключили нечто вроде перемирия, как рассказал Георг предыдущим вечером. Слава Богу, ибо атмосфера на вилле в Штарнберге стала в последнее время невыносимой. Поскольку Карола и Давид занимали нижние помещения, а Георг жил на верхнем этаже, не оставалось ничего иного, как все рабочие разногласия приносить домой. Малоприятная ситуация, о которой Георг очень сожалел. Поэтому он твердо решил, что обязан рассказать Кароле о своей дружбе с Марленой. Он считает, что пришло время прояснить их отношения до конца.
Теперь, идя к двери рядом с Георгом, Марлена размышляла, как это будет выглядеть. Может быть, он собрался сделать ей предложение?
Пару недель спустя она завтракала и просматривала газеты, когда в кухню вошла Андреа, еще в пижаме, с волосами, завязанными хвостом. Она чмокнула Марлену в щеку и схватила тост.
— Представь, мамуль, больше никакой зубрежки. Экзамены кончились, что может быть прекрасней?
Марлена улыбнулась и налила дочери кофе.
— Ты подумала об отдыхе?
Андреа безмятежно улыбнулась:
— К окончанию школы отец собирается подарить мне тур, скорее всего в Грецию. После отдыха мне, мамуля, придется перебираться в Берлин, потому что я собираюсь стать специалистом по экологии. А для этого мне надо поступать в столичный университет.
Сказав это, Андреа не стала дожидаться ответной реакции матери, залпом выпила кофе и вышла из кухни.
Марлена крикнула ей в спину, что заказала на вечер столик в «Охотничьем домике», чтобы отпраздновать ее успешное окончание школы.
— Георг тоже придет, — добавила она.
После ухода дочери Марлена некоторое время сидела неподвижно, собираясь с мыслями и пытаясь сообразить, что ей предстоит сделать сегодня. Из задумчивости ее вывел телефонный звонок Иоганны.
Подруга взволнованно сообщила, что собирается уйти с должности в страховом обществе, где отработала уже много лет.
— Я не могу так больше жить, — сказала Иоганна. — Готовить кофе для этих наглецов, заказывать им турпоездки, печатать бумажки. И полностью выключать при этом мозги, потому что весь этот страховой треп меня нисколько не интересует. Я попытаюсь устроиться в феминистский журнал и, если меня возьмут, смирюсь даже с потерей в зарплате. Нужно еще столько успеть сделать, — говорила Иоганна с воодушевлением. — У меня полно журналистских идей — например, рассказать о химических абортах: ты знаешь, это таблетки, которые давно уже разрешены во Франции. Также хочу сделать серию статей о женщинах на руководящих должностях. Кто знает, может, и у тебя когда-нибудь возьму интервью?
Да, такова Иоганна. В следующем месяце отпразднует свое тридцативосьмилетие — и вот начинает все с нуля, прислушиваясь только к своим желаниям, стремлению отдаться целиком и полностью любимому делу. А Марлена? Ей-то что еще надо?! Она сидит в луже, полная жалости и сострадания к самой себе. Кризис?
Георг рассмеялся, когда она заговорила с ним об этом. Они сидели в «Охотничьем домике» и ждали Андреа. Он считал, что самое важное в жизни — познать самого себя. Она, Марлена, никогда не сможет полностью подчинить себя какой-нибудь, пусть даже самой высокой и гуманной идее: лавры Жанны д'Арк — не для нее.
— Ты из тех, кто поддерживает эти идеи на словах или материально. Но ты никогда не оставишь свое место в моей фирме ради того, чтобы служить человечеству. Для этого ты слишком эгоистична.