— Ну да! Тем не менее он лег с тобой в постель!
— Но он хотел сразу же поставить все точки над «и». Это я удержала его.
— Почему?
— Я хотела сказать все Георгу сама. Видишь ли… Рядом с Давидом все время чувствуешь себя обязанной уберечь его от всего дурного на свете.
Иоганна вздохнула:
— Это как раз типично. Мужчины такого рода постоянно ищут сильных женщин. И сами страдают от этого.
— Из-за меня он не страдал, — обиженно сказала Марлена.
Иоганна высоко подняла брови.
Марлена спросила:
— И что же мне теперь делать?
— Увольняйся.
— Нет! — сразу ответила Марлена.
— Будешь ждать, пока тебя вышвырнут?
Она закрыла глаза. Лента времени, как кинофильм, прокручивалась в ее мозгу.
— Я не буду сама увольняться.
— У тебя что, совсем нет гордости?
При чем здесь гордость? Она только знает, что бегство не поможет. Тогда уж лучше пройти сквозь огонь и сгореть. Но, если повезет, можно и перебежать на другую сторону. «Ура, мы еще живы!» Кроме того, какое вообще отношение имеют ее любовные связи к работе? Да-да, их уже потому нельзя разделить, что оба ее мужчины — из одной и той же фирмы и даже из одной и той же семьи.
Марлена позвонила Морицу и поинтересовалась обстановкой в издательстве. Он рассказал, что Давид уже неделю отсутствует на работе: официально считается, что он в командировке. Однако одна секретарша видела его в отеле «Амбассадор», похоже, он живет сейчас там. А Георг с самого утра сидит в офисе за своим столом и очень старается произвести впечатление активного и невозмутимого руководителя. Но все же нельзя не заметить удручающего впечатления, которое произвело на него все случившееся. Он посерел и постарел на годы за эти несколько дней. Карола же, как всегда, равнодушна и холодна, как собачий нос.
Ну, если Карола холодна, как собачий нос, Марлене сам Бог велел быть такой же.
Когда на следующее утро Марлена возвратилась в свой кабинет, к ней неожиданно зашел Бехштайн и выразил соболезнование в связи со смертью отца. Они немного поговорили на нейтральные темы, а потом Бехштайн сказал:
— Мне очень жаль, фрау Шуберт. Если бы я мог предвидеть, какие последствия могут иметь мои слова, никогда бы не вмешивался.
— Что вы имеете в виду?
— Я видел вас однажды с господином Эриксоном. В ресторане на Тегернзее. В весьма недвусмысленной ситуации. А поскольку в фирме все поговаривали о вашей связи с господином Винтерборном, я как-то прихвастнул, что знаю о вас гораздо больше.
— И кому же вы прихвастнули?
— Доктору Бенде.
А тот, естественно, с огромным удовольствием пересказал эту историю Кароле. Да, теперь все ясно. Карола была связана с детективным агентством, наверное, у нее даже были фотографии Марлены и Георга. А тут — сообщение Бенды, который уже давно дожидался возможности насолить Марлене. И как же он это проделал, чтобы не предстать интриганом, интересно? По-отечески посочувствовал Кароле, как добрый друг?
Марлена внимательно посмотрела на Бехштайна. Почему, как назло, именно он? И почему он вдруг решил перед ней исповедаться? Неужели ее звезда так стремительно закатывается?
Герд Бехштайн словно прочел ее мысли:
— Господин Винтерборн потребовал, чтобы я рассказал вам об этом.
— Господин… Винтерборн?
Марлена все еще не могла отвести взгляда от двери, хотя Бехштайн уже давно ушел.
Как-то, когда они сидели в маленьком кафе в Копенике, Марлена сказала Георгу:
— Бехштайн воспользуется любым средством, чтобы уничтожить меня. Возможно, придет время, когда такой случай ему представится. У каждого человека есть слабости, в том числе и у меня.
А Георг ответил:
— У тебя нет. Я не знаю другого человека, у которого в профессиональном плане было бы так же мало слабостей, как у тебя.
Да. Но если она была такой дурой, что смешала личную жизнь с карьерой, что же удивляться победе Бехштайна?
В этот же день она говорила с фрау Ротхалер. Та попросила в отделе кадров перевести ее в другой отдел. Официальной причиной она назвала тот факт, что не могла совмещать семейную жизнь с постоянными переработками, с которыми была связана работа в приемной Марлены. На самом деле секретарша Марлены, прослывшая поборницей нравственности, не хотела больше работать с женщиной, снедаемой честолюбием и не брезгующей любыми средствами, чтобы его удовлетворить.
Марлену это оставило равнодушной. У нее были другие заботы. Она дала задание доктору Бенде подыскать себе другую секретаршу, не упомянув в телефонном разговоре ни словом о том, что узнала от Бехштайна. Доктор Бенда, казалось, был изумлен тем фактом, что она еще работает в фирме, и Марлена в конце разговора не смогла удержаться от сарказма:
— Мне в детстве рассказывали, что сплетни — прерогатива женщин. Я рада, что вы опровергаете это несправедливое утверждение. — И продолжила: — А что же вы предпримете, если ваша информация окажется ложной?
Потом с сильно бьющимся сердцем она набрала телефон фрау Шмалайзен и попросила приема у господина Винтерборна.
Голос фрау Шмалайзен не мог бы быть более ледяным.
— Мне очень жаль, Марлена. Он сейчас очень занят.
— Тогда передайте ему, пожалуйста, что я звонила.
Она положила трубку. Что ж, хорошо. После обеда должен состояться маленький прием в честь открытия детского сада. Там ему придется поговорить с ней, хочет он того или нет. Марлена набросала приветственную речь, выучила ее наизусть и тщательно подготовилась к выступлению. Во время обеденного перерыва она сходила к парикмахеру. Внезапно Марлена вновь почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она не сдастся без борьбы и не позволит победить себя.
Возвращаясь на работу, она увидела у дверей фирмы машину «скорой помощи». Мужчину на носилках. Санитаров. Врача. Машина поспешно отъехала. Сирены завыли.
Георг. Ему стало плохо в собственном кабинете.
«Инфаркт», — сказал чей-то голос. «Нет, удар», — уточнил другой.
Всю следующую неделю Марлена пыталась побольше разузнать о его состоянии. Она слышала, что он лежит в большой клинике, поехала к нему, но ее не пропустили. «Господин Винтерборн, — сказали ей, — лежит в отделении интенсивной терапии, и к нему пускают только близких, по специальному разрешению». Она пошла к Кароле и попросила разрешения повидать его, хотя бы на несколько минут. Карола отрицательно покачала головой. Это не имеет смысла, тут даже говорить не о чем.
— Ну скажите хотя бы, как он, — тихо попросила Марлена.
— У него инсульт. — Губы Каролы дрогнули, она казалась измотанной, но лицо ее было сильным и властным, как всегда, как будто она твердо решила превозмочь все, что может случиться.
Марлена сказала подавленно:
— Я не знала, что у него проблемы со здоровьем.
— И это вы говорите! Вы, которая виновата…
Карола пожала плечами, отошла к окну и уставилась на улицу.
— Мы все виноваты. Ведь никто не заставлял вас тогда так скомпрометировать отца перед коллективом. Давид и я скорее должны были сами завести этот разговор с вашим отцом и решить все проблемы в узком кругу. Тогда бы мы избежали многих трудностей.
Карола порывисто обернулась к ней, однако тут же взяла себя в руки и спокойно заметила:
— Желание избежать трудностей любой ценой — отличительная черта моего мужа. Вы еще не заметили этого?
— И все-таки… Когда я смогу посетить вашего отца?
— Никогда. Он парализован, можете вы это понять? — Теперь сдержанность окончательно изменила ей. — Его состояние существенно не изменится, даже если он выживет. И поэтому я буду заботиться о том, чтобы ему больше не приходилось выносить ваше присутствие.
Марлена с ужасом смотрела на Каролу. Парализован навсегда? Георг?
— Почему вы сделали это? — в полном отчаянии спросила она. — Почему унизили его перед всеми? Ведь это ваш отец…