Поскольку было ясно, что этот опус появился на свет с ведома герцога, государственный секретарь Сент-Джон назвал его «выпадом против королевы и всех, кто ей служит», а журналисты, состоявшие на жаловании у правительства, были засажены за работу с приказом «уписать противников вусмерть». Кабинет министров одновременно занимался увещеванием союзников Англии, что в их интересах начать мирные переговоры с Францией. Все эти страны испытывали понятный страх, что Великобритания обеспечила себе лучшие условия, нежели те, которые она изъявляла желание признать. В самой Англии партия вигов настаивала на продолжении войны, и эта громогласная пропаганда привела к тому, что народ оставался «наполовину заговоренным супротив мира».
Падение героя
Поскольку позиция самого Мальборо в отношении мира оставалась неясной, правительство решило поймать великого полководца на темных делишках. В «Экземинере» появились статейки миссис Деларивьер Мэнли, утверждавшие, что подстрекавшие к продолжению войны виги стакнулись с евреями, наживавшимися на ратных делах. Одним из них являлся поставщик хлеба в армию, сэр Соломон де Медина. Миссис Мэнли сочла скандальным, что молодая герцогиня-виг Монтегю, дочь Мальборо, посетила бал, устроенный поставщиком и «не испытывала ни малейшего отвращения подавать руку, танцуя в паре с грязным евреем». Еще ранее осенью комитет в палате общин допросил Медину, который не стал запираться и признал, что передавал герцогу мзду за свои контракты на поставку хлеба, каковая в общей сложности составила сумму в 63 000 фунтов.
Мальборо, не моргнув глазом, объяснил уполномоченным по отчету об исполнении государственного бюджета, что указанные средства были использованы для сбора разведывательных данных. Полководец добровольно признался, что также брал комиссию в два с половиной процента с иностранных правителей, предоставлявших воинов в распоряжение союзных сил. Набрать нужное количество рекрутов в Англии просто-напросто не представлялось возможным, население было немногим более 5 миллионов человек, и мужчины натуральным образом калечили себя, лишь бы не быть забритыми в армию. В основном этой разновидностью военной работорговли промышляли монархи небольших суверенных германских государств. Например, герцог Эрнст-Аугуст Ганноверский как-то сдал в аренду пять тысяч солдат за 50 тысяч талеров.
Герцог Мальборо предъявил свидетельство, уполномачивавшее его на взимание сей мзды в свою пользу, подписанное королевой в 1702 году, хотя срок действия оного истек давным-давно. Общая сумма удержанных главнокомандующим денег составила как минимум 175 000 фунтов, причем правительство считало ее явно заниженной. Мальборо продолжал утверждать, что эти средства также были затрачены на военную разведку, хотя маловероятно, что этот вид деятельности поглотил столь значительную сумму, часть ее явно осела в карманах главнокомандующего. Сообщение о махинациях герцога потрясло королеву. Ходили также слухи, что Мальборо усердно совещался с голландскими политиками, подстрекая их не стремиться к заключению мира. Анна писала лорду-казначею:
«Известие, каковое вы прислали мне касательно герцога Мальборо, есть нечто чудовищное, и его поступки с тех пор чрезвычайно необычны».
После целого ряда ухищрений политиков, временами весьма сомнительного свойства, Голландия 10 ноября согласилась на проведение в последующем году мирной конференции в Утрехте. Мальборо отказался посещать заседания кабинета, во всеуслышание разглагольствуя, что «не будет делать сего и тем счастлив, ибо вся нация увидит, что он не внес свой вклад в такой мир, каковой заключается».
В парламенте шла самая настоящая битва вокруг получения одобрения на подписание мира. Для того чтобы положительно решить этот вопрос, кабинету министров требовалось большинство голосов в палате лордов. С этой целью королева приняла решение пожаловать титулы пэров двенадцати особам, на которых можно было положиться. Харли[78] включил в этот список мужа Абигайль, Сэмюэля Мэшема, что, впрочем, не пришлось по вкусу Анне. По ее собственным словам, она никогда не желала сделать из Абигайль знатную даму, опасаясь, что потеряет подле себя «полезную служанку». Памятуя, сколь часто Абигайль спала на раскладной кровати в ее опочивальне подобно ночной сиделке, королева была обеспокоена, что «представится оскорблением, ежели супруга пэра будет спать на полу и исполнять прочие низкие обязанности». Она согласилась на пожалование Мэшему титула пэра лишь при условии, что его супруга «останется в должности камер-фрау и будет выполнять те обязанности, которые обыкновенно выполняла». Абигайль же была чрезвычайно довольна, отчасти потому, что пэрство давало ей надежду на «некоторую защиту в случае любого поворота событий». Когда кто-то из окружения королевы усомнился в законности возведения в звание двенадцати персон одновременно, та возразила: