Мистер Морланд обернулся к нему с непроницаемым лицом. И даже во взгляде Присциллы наконец прорезалось что-то серьезное.
– Вы сказали, что хотите для моей дочери самого лучшего, мистер Энджелл. И вы полагаете, что вы будете для нее наилучшей партией?
Возможно, циничный смешок, вырвавшийся у Энджелла, был не самым верным решением.
– Сэр, я вовсе не претендую на то, что я лучший. Но по крайней мере я попытаюсь сделать так, чтобы она была счастлива!
Мистер Морланд задумчиво нахмурился.
– Хм. Посмотрим, мистер Энджелл. Посмотрим, – сказал он. – Фрэнсис? Пойдем со мной.
Они торопливо вышли.
Как только за ними захлопнулась дверь, Энджелл убрал руку с талии Присциллы и резко шагнул к окну.
– Черт подери! – пробурчал он, сжимая в карманах кулаки.
– О чем ты думала? – бросила сестре Эва. – Из всех возможных глупостей ты сделала…
Присцилла подняла голову:
– Хорошо, Эва, я прошу прощения, но это как-то получилось само собой… Я так вжилась в свою новую роль, и это вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать…
– Зато теперь ты можешь подумать. О том, например, что из-за тебя все наши труды пошли прахом. И заодно можешь подумать о своем будущем, – отрывисто проговорила Эва.
Энджелл обернулся к ней.
Эва, бессильно опустив голову, села на диван. Энджелл облокотился на подоконник.
– Теперь он никогда не согласится, – устало произнесла Эва. – Ни за что. Господи, Присцилла, тебе придется бросить ребенка.
– Не смей так говорить! – Присцилла резко обернулась к сестре и уперла руки в бока. – Меня не волнует, что случится со мной! Но ребенка я никогда не брошу! – покраснев, сказала она.
Эва повернулась к ней.
– А у тебя теперь нет выбора. – В ее словах сквозила безысходность. – Представляешь, что сделает отец, когда узнает? В лучшем случае он постарается отдать ребенка в хорошие руки. А ты скорее всего уедешь и больше никогда не вернешься в Нью-Йорк.
В глазах Присциллы появился страх.
– Ребенок – мой! Он ничего мне не сделает! Я убегу, и он не найдет меня.
– Не будь дурочкой, – с горечью проговорила Эва. – Ты потеряешь все, поверь мне, Присцилла. А если ты убежишь, то возвращаться тебе будет уже некуда. И куда ты убежишь? Где возьмешь деньги на жизнь? Это не шутка – рожать ребенка. Он не появится просто так – раз и готово. Ты не сможешь ничего делать недели, а то и месяцы. Как ты будешь жить?
– Не считай меня маленькой, Эва, – огрызнулась Присцилла, но голос ее задрожал. – Я знаю, что такое быть беременной. Во всяком случае, знаю лучше тебя. Я знаю – каждое утро ты просыпаешься больной и тело становится чужим. О некоторых вещах я знаю гораздо больше тебя! – Слезы закапали из глаз девушки.
– Ты знаешь, что такое разврат, – прошипела Эва, поднимаясь с дивана.
– Я знаю, что такое любовь! А ты, ты не знаешь! Ты холодная и бесчувственная, как рыба! Ты уже такая взрослая, а единственный, за кого ты можешь выйти замуж, – это жеманный болван Каллум Хендерсон, который о любви знает еще меньше тебя. Будешь лежать рядом с ним в постели, как мертвая, а он будет щупать тебя холодными и влажными пальцами. И ты никогда так ничего и не узнаешь о настоящей любви, о страсти. – Присцилла говорила сквозь слезы, но было видно, что она смотрит на сестру с жалостью. – И ты будешь несчастна. Потому что любовь – это единственное ценное, что есть на свете. Мне безразлично, пусть они ушлют меня хоть в Тимбукту. И плевать мне, обойдусь без шампанского и трюфелей, пропади они пропадом! Потому что я познала любовь. И мой ребенок служит этому доказательством. Да, доказательством! И я горжусь этим!
Эва, побледнев, застыла на месте. Присцилла говорила жестко, как нераскаявшийся преступник на пути к виселице.
Энджелл подумал, что пора бы уже Присцилле и смягчиться, но туг девушка выпустила коготки в последний раз.
– А ты, – добавила она, – скорее всего останешься старой девой.
Эва вздрогнула и прикрыла глаза.
Энджелл соскочил с подоконника.
– Расскажи-ка мне о твоей великой любви, – обратился он к Присцилле.
Сестры повернулись к нему с удивлением. Они, казалось, и забыли, что не одни в комнате.
– Где же твой возлюбленный? Почему он бросил тебя и сбежал? Почему вместо него тебя должна вызволять из беды сестра? – спокойно продолжал Энджелл.
Присцилла прищурилась, и на ее губах появилась презрительная улыбка.
– О, наш ковбой заговорил! Продолжайте, мистер Энджелл, мы вас внимательно слушаем. Вероятно, вы знаете что-то о любви? Или ваш опыт не подходит для того, чтобы говорить о нем в приличном доме?