До последнего момента лицо генерала оставалось непроницаемым, так что никто из подчинённых не мог заранее предугадать его финальный пассаж, но, как только Фридрих закончил и вдобавок вытащил сигареты из куртки – а это был особый тайный знак, разрешающий собравшимся сбросить личину благопристойности – в комнате послышались первые смешки.
***
Кто как не немцы, жившие с русскими, рука об руку вот уже целых одиннадцать столетий, знали своих соседей как облупленных, но, даже это обстоятельство – считал, направленный в Германию с особым поручением майор Томас Бирст – не помогло им избавиться от глубочайшего заблуждения.
Как гласила русская поговорка – а Бирст был большим знатоком и любителем славянского фольклора, с увлечением читал Пушкина и Толстого и даже цитировал некоторые фрагменты на языке оригинала – «в чужом глазу соломинку ты видишь, в своём не замечаешь и бревна!» В сложившейся ситуации подобную мудрость можно было перефразировать таким образом, что немцы, уверившись в своей полной осведомленности о планах соседей, оказались в некотором степени ей же и ослеплены, а, между тем, прямо у них перед носом, противник разыгрывал хорошо отрежиссированный спектакль, постановка которого, как считал Томас, вот-вот должна была достигнуть своей естественной кульминации.
Намереваясь встретиться лицом к лицу с высшими руководством бундесвера, Бирст понимал шаткость своего положения и нисколечко не сомневался, что его будет ждать исключительно холодный приём. Явиться сюда с заявлениями подобного рода, означало как минимум публично обвинить германскую разведку в некомпетентности. Возможно поэтому майор заранее настраивал себя подобающим образом. Он твердо решил, что ни при каких обстоятельствах не даст волю чувствам. Ведь стоило хоть немного расслабится, и вся операция могла пойти прахом, а это грозило не только ухудшением отношений между союзными управлениями, но и полным провалом совместной стратегии по сдерживанию русских на западе.
На первый взгляд задача майора могла показаться ему тривиальной: Бирсту всего-то и надо было, передать немецкому руководству новые разведданные, но после такой презентации, которую учинил ему Фридрих, сразу же переходить к сути дела уже не имело никакого смысла. Теперь, прежде чем приступать к непосредственным обязательствам, Бирсту отчаянно требовалось вернуть хотя б толику расположения своих слушателей.
– При всем моем уважении, генерал, если вы продолжите представлять меня в подобном ключе, то все ваши подчиненные рано или поздно поднимут меня на смех, – произнес майор в тайне, желая Фридриху за подобную презентацию всего наихудшего, – а я бы не хотел выглядеть посмешищем в компании уважаемых офицеров бундесвера, тем более, что, если бы перед тем, как навешивать на меня ярлыки недоверия, мне позволили и самому как следует объясниться, мои соображения больше не показались здесь никому из собравшихся такими смешными.
– Простите меня сердечно! – генерал скорчил лукавую гримасу. – При иных обстоятельствах я бы и сам поступил предлагаемым вами образом, но дошедшие до моего слуха выводы вашей разведки привели меня, как это лучше сказать, в легкое недоумение, – несмотря на попытки скрывать свой сарказм за ширмой официоза, глаза генерала просто лучились насмешкой. – Я бы ещё мог поверить в то, что отсутствие хороших дорог вынуждает русских повсеместно использовать гусеничный транспорт, но заявление о том, что у каждого жителя Союза стоит в гараже его личный танк, вызывает у меня острые приступы смеха.
После новых нападок генерала смешки только усилились. Впрочем, майору были известны настроения подобных компаний, возглавляемых своенравным авторитарным лидером. Он знал, что стоит кому-либо высказать здесь особое мнение без специального на то дозволения, как цепные псы генерала непременно набросятся на выскочку и разорвут его доводы в клочья. Поэтому Бирст вознамерится в первую очередь получить от хозяина здешней тусовки хоть какое-то мало-мальски формальное одобрение.
– И все же, несмотря на ваш разоружающий скепсис, я бы хотел довести до вашего сведения и сведения ваших коллег, – Бирст осторожно оглядел собравшихся, – неопровержимые доказательства моей точки зрения!
В комнате повисла гнетущая тишина: майор стоял молча, молчало собрание – все взгляды устремились на старшего. Впрочем пауза, от которой многим здесь стало не по себе, длилась совсем недолго. Снисходительным кивком Фридрих разрядил обстановку, и, получив столь желанное одобрение, Томас продолжил: