В августовском номере журнала «Знание — сила» выходит еще одна глубокая и основательная статья о творчестве АБС. Автор ее — писатель и литературовед Александр Мирер. Без всякого преувеличения статью можно назвать выдающейся. Она блестяще анализирует УНС: рассказывается история опубликования повести, рассматриваются ее структура, литературные связи, проблематика, выделяется «стилистический блеск» повести. Статья приурочена к окончанию первой полной публикации повести в журнале «Смена».
<…>
Так уже в первых двух главах даются характеристики обоих миров. Лесу нет дела до Управления, Управление зря пытается командовать Лесом — оно не может ничего понимать в лесных делах и лучше бы ему сюда не соваться. Во второй главе наполняется смыслом не очень значительный, на первый взгляд, диалог из первой главы:
«— Когда выйдет приказ, — провозгласил Домарощинер, — мы двинем туда не ваши паршивые бульдозеры и вездеходы, а кое-что настоящее, и за два месяца превратим там все в… э-э… бетонированную площадку, сухую и ровную.
— Ты превратишь, — сказал Тузик. — Тебе если по морде вовремя не дать, ты родного отца в бетонную площадку превратишь. Для ясности».
Сейчас, в конце восьмидесятых годов, этот диалог кажется достаточно заурядным: очередная разработка экологической темы… Хочу, однако, напомнить, что в начале шестидесятых эта тема в нашей литературе не существовала, что едва-едва проходили первые научные публикации. Стругацкие же, изобразив биологическую цивилизацию, сделав своих «аборигенов» полностью зависимыми от живой природы — и столкнув ее с домарощинерами, — сразу, выпукло и отчетливо, раскрыли суть понятия экологической катастрофы: вместе с природой под «кое-чем настоящим» погибнут люди, спасения не будет… если самим себе «по морде вовремя не дать»…
Итак, в первых двух главах «Улитки» читатель знакомится с главными героями и как будто начинает понимать суть происходящего. Но шагом дальше, уже в третьей главе, появляется ощущение, что понять пока не удалось ничего, что суть много страшнее, чем мы заподозрили вначале. Так будет до конца книги, ибо и Перец, и Кандид до самых последних страниц будут рваться к истине, к пониманию — падая, поднимаясь, расшибаясь в кровь… Оба они «больны тоской по пониманию» — вот что делает их столь необычными для фантастико-приключенческой литературы. Они не любят и не хотят атаковать, преследовать, убегать, они ученые, то есть люди мысли, внутреннего действия. Они очень разные — Перец — гуманитарий, мягкий, созерцательный характер; Кандид — полевой биолог, активный исследователь; Перец несколько напоминает заглавного героя «Идиота» Достоевского, Кандид — умных и человеколюбивых героев Фолкнера.
И в финале романа оба они получают возможность влиять на ту часть мира, в которой они живут. Это очень важно и символично: не мускулы супермена, не козни интригана, не воля властителя, а мысль, понимание приводят к успеху, весьма и весьма относительному, правда… Филолог Перец получает право издавать директивы, пользоваться словом; биологу Кандиду попадает в руки предмет, в лесу неведомый: скальпель, хирургический нож. Двойной символ; знаки слова и ножа не просто отвечают профессиям героев, они давно вошли в русскую классику; например, в «Идиоте» оба символа пронизывают все действие. Великолепный пример истинной литературной преемственности и — живой и подвижной! Если у Пушкина и Достоевского слово было символом горнего пророчества, то здесь оно — символ устроения жизни людей. А нож, этот, по Достоевскому и Булгакову, знак черных, разрушительных сил, обернулся спасительным орудием хирурга. Ему возвращен первоначальный, пушкинский смысл: скальпель в руках Кандида — благородный кинжал, орудие рыцаря без страха и упрека.
Итак, два героя продвигаются по роману, глава за главой; снова и снова Управление сменяется Лесом. И мы видим парадоксальную картину. Управление, которое поначалу выглядело организованной системой — пусть устроенной дурно и нелепо, — оказывается хаосом, машиной, которая сама по себе неуправляема. И напротив, сквозь рисунок Леса — хаотический и бессмысленный — постепенно проступают контуры диктатуры, твердо знающей свою жестокую цель.
Лес, воплощение идеи свободного развития, и Управление, раз и навсегда устроенная организация, поменялись местами. Противоположности более чем сошлись; это — знак равных возможностей. То, что происходит в Лесу, могло случиться в Управлении; хаос Управления с легкостью мог завладеть Лесом. Нам как будто демонстрируют два вида ловушек, подстерегающих весь спектр людских организаций и обществ. <…>