Ю. Ф.: Так в местах, в которых эта сверхмощь стала проявляться — Логовенко делал эти лакуны сознательно?
Б. Н.: Конечно!
Ю. Ф.: Или делал, как говорится, «от балды»? Вот захотелось ему и…
Б. Н.: Конечно, конечно! Это все делается для того, чтобы показать: несмотря на то, что картина прояснилась, осталась угроза, остался страх, осталась тайна. То есть — никакой казанцевщины, никакой ефремовщины! Никто не бросается друг другу в объятья, и никакие женщины не раздеваются, чтобы показать свое прекрасное тело. Нету этого! Тайна, страх, недоверие — никуда от этого не уйдешь, когда сталкиваются две суперцивилизации. Вот для чего нужны были эти лакуны. А кто-то здесь спросил… (Выясняется — весьма невнятно — кто что спросил.) А, нет, не так… Мне показалось, кто-то меня спрашивает: сами-то вы что имели в виду, когда писали…
Ю. Ф.: Борис Натанович, возвращаясь к тому, что эти факты попали в сферу деятельности спецслужб. Я не представляю… вернее — плохо представляю себе возможности спецслужб. Но свести все это в единое целое — это, по-моему, слишком… Все эти настолько разрозненные и настолько разнообразные факты привести к общему знаменателю, в единую версию…
Б. Н.: Вы о чем?
Ю. Ф.: О том, что вы сказали, что эту деятельность невозможно было скрыть и что она рано или поздно должна была попасть в сферу внимания спецслужб. Ну, попала бы, ну и что? Ну, кто-то занимался бы «синдромом пингвина», кто-то занимался бы Пешей, как у вас написано… Как они вышли бы друг на друга? Это самое обыкновенное необъясненное чрезвычайное происшествие. А… это самое… место чрезвычайного происшествия закрыто. В архив. Так они там и пылились бы, в архиве…
Б. Н.: Вот почему вы так пренебрежительно относитесь к спецслужбам?
М. Ш.: Но вы сами…
Б. Н.: У них там многофакторный анализ, у них там, поймите, люди, которые специально сидят для того, чтобы устанавливать возможные связи между явлениями, которые кажутся совершенно несвязанными. Ведь этим занимаются не только там, в XXII веке, — этим сейчас занимаются.
С. Л.: Борис Натанович, у вас же все-таки началось не с происшествия на Пеше, а с Тиссы. Отсюда…
B. К.: Но ведь это не дало никаких результатов!
C. Л.: Неважно, но уже сигнал был, и потому людены могли зашевелиться и подсунуть Тойво. Вот так. Это я просто на версию Бориса Натановича говорю.
М. Ш.: Нет, вы же сами пишете, что единственный человек, который начал это связывать, — это Тойво Глумов.
B. К.: …который воспринимал эту проблему всерьез в такой организации, как КОМКОН-2.
Б. Н.: Ну людены что — дураки? Они что — должны были ждать, пока появится не Тойво, а Шмойво…
C. Л.: Я про то и говорю…
Б. Н.: …который начнет копать не наружу, а внутрь?
С. Л.: Вот я и говорю, что это, может быть, просто, так сказать, засылка Тойво, если он шпион…
Б. Н.: Не лучше ли подослать своего человека…
С. Л.: Подготовка!
Б. Н.: …который будет разыгрывать фаната…
С. Л.: Да-да-да!
Б. Н.: …бредовой идеи, к которому никто серьезно относиться не будет и который будет все последствия неизбежных экспериментов люденов сводить к той гипотезе, которая выгодна, то есть направлять их все в Космос? Но это же элементарная комбинация любой спецслужбы!
М. Ш.: Нет, но… судя по длительности этого процесса, я не думаю, что он гораздо более длительный, чем если бы действительно кто-то другой этим занимался и копал внутрь. Каммерер-то сообразил!
Б. Н.: То есть, Миша, вы хотите сказать, что люденам нужно было понадеяться на авось? Авось не успеют, авось не сообразят, авось не разберутся… А если успеют? А если разберутся?
М. Ш.: Но ведь опять-таки…
С. Л.: Они не могли рисковать!
В. К.: Достаточно было держать своего человека в ближайшем окружении Каммерера — и все! Подглядывать…
Б. Н.: Его и держали.
В. К.: Не для принятия активных решений, а как глаза и уши.
Б. Н.: Вадим, я ведь… Во-первых, когда мы писали эту повесть, мы вовсе не имели в виду, что Тойво — люден. Конечно, он на самом деле не люден. Эта мысль пришла нам уже где-то в середине работы. И мы стали внимательно проверять: есть ли противоречия? И мы обнаружили, что этих противоречий нет. НЕТ. Все это можно интерпретировать так, а можно интерпретировать этак. Я ведь не хочу вам, Вадим, сейчас доказать однозначно. Заметьте, что и у Максима доказательства-то… Ведь то, что он там пишет по этому поводу, это же детский лепет! Ну вспомните эту жалкую фразу, которую он пишет. Что-то вроде того: «Ей-богу, честное слово, это не так». Ну что это такое? Это же несерьезно! Ему же тоже нечего сказать в ответ на эту версию на самом деле! Он не может ее опровергнуть.