— Сегодня мы идем к тому же…
— Главное для нас — организовать экономику так, чтобы сотни тысяч людей перестали производить продукцию, никому не нужную. Я все время вспоминаю анекдот, помните, когда по улице идет человек и в поте лица копает ямы. А следом идет другой человек и в поте лица закапывает их. Оба работают, как волы, на износ. Но работа их лишена какого бы то ни было смысла, т. к. из этой цепи выпал третий человек, который должен в выкопанные ямы сажать деревья… И так во всем. Я уже не говорю об аппарате надзора, контроля, учета и т. д. У нас не бедное, а чудовищно нерационально устроенное общество.
<…>
— Марк Захаров поразил меня недавно тем, что привел такой пример: диктатура Пиночета за три года превратила Чили в страну рыночной экономики. Значит, наша интеллигенция уже задумывается о необходимости «твердой руки»?
— Вы так это поняли? Я его понял иначе. Мне кажется, он хотел сказать, что даже в условиях диктатуры (правда, умеренной) рыночная экономика способна обеспечить процветание общества.
— Может быть, наш сегодняшний страх перед диктатурой заставляет меня вздрагивать от таких примеров. По-моему, та же тема звучит и в вашей пьесе «Жиды города Питера», где вы предвосхитили эти настроения.
— Предвосхитить такого рода настроения ничего не стоит. Все люди моего поколения с апреля 85 года ждут поворота к диктатуре. Совершенно ясно, что такая мощная политическая структура, которая отлаживалась и совершенствовалась в течение 70 лет и стоит на трех китах: партаппарат, военно-промышленный комплекс и тайные службы, такая структура не может легко и просто отдать власть.
— Вы уверены в летальном исходе тоталитарной системы?
— Абсолютно уверен. Вот если бы вы меня в 84 году спросили об этом, я бы ответил: «Нет, эта власть — надолго, мы конца не увидим, дети тоже, вот, может быть, внуки… И даже когда эта система развалится, она развалится только от ударов извне. А внутри просто нет силы, которая способна ее свалить». Но оказалось, что внутри этой несокрушимой пирамиды живет-таки червячок, подтачивающий ее.
Сейчас я уже понимаю, что система была обречена изначально. Страна с таким экономическим, творческим и культурным потенциалом не могла остаться в закостенелом состоянии. Мы обязательно выйдем на магистраль исторического развития. Вопрос — когда?
— Я так давно не разговаривала с политическим оптимистом…
— Да все наши пессимисты — пессимисты на день. Они говорят: «Вот как завернут гайки! Как введут танки!» А я и не спорю. Но дальше-то что? Экономику это не поправит и угрозу голода не устранит.
В романе «Хищные вещи века» есть, конечно, свой вечный вопрос. Я уверен, что рано или поздно, пусть даже через поколения, но мы придем к высокому уровню благосостояния и вот… что будет дальше? Вопрос этот кажется сегодня таким неактуальным, но он никуда не делся. Духовная недостаточность не исчезает по мере достижения достаточности материальной.
<…>
В четвертом номере журнала «Филателия СССР» печатается интервью БНа Е. Обухову.
<…>
— Со сколькими филателистами встречаюсь — и всем задаю один и тот же вопрос: почему все-таки марки так прочно удерживают внимание собирателей?
— Эта тайна «велика есть». Видимо, существуют на то глубочайшие психологические причины. Разумеется, филателия — занятие небесполезное, благодаря ей я, например, хорошо знаю политическую географию. Точнее, знал в те времена, когда собирал марки по образцам (по одной от каждой страны). Мой сын тоже этим увлекся, помнится, — и стал географом. Случайно? Вряд ли. От коллекционирования он позже отошел, но знания-то у него остались.
Конечно, большинство ребятишек бросают собирать марки, и только процентов пять сохраняют им верность до седых волос. Это люди особенного типа, и среди них есть великие знатоки, перед которыми хочется снять шляпу. Как, впрочем, и перед любым настоящим знатоком. Конечно, смешно говорить о каком-то прикладном значении филателии и тем более вести споры — наука она или не наука. Но не будем забывать, что разнообразных человеческих занятий, подобно филателии, существующих только для самих себя и замкнутых в себе, довольно много. Например, литературная критика.
Для меня марки — это прежде всего отдых. Когда голова гудит от усталости, а нервы натянуты до предела, просто необходимо бывает уйти в этот своеобразный и тихий мир. Перебирать марки, компоновать страницы альбомов, искать разновидности, изучать штемпеля гашений… Потом встаешь из-за стола посвежевший, готовый к новым боям. Так что марки — это умственная зарядка (или разрядка, если угодно — думаю, оба понятия правомерны).