К. А письма — это не телефонный разговор, это нечто более серьезное.
С. Вот именно! Письма — это, прежде всего, более ответственно.
К. Может быть, когда-нибудь в Собрании ваших сочинений будет переписка братьев…
С. (Смеется). Собрание наших сочинений — это, знаете ли, еще большая утопия, чем суперуниверсальные машины. Но речь идет не об этом. Речь идет о последствиях, так сказать. Вот вы привели очень хороший пример — одно из последствий телефонизации. И радиосвязи, радиотелефонной связи, так? Ну, мы не будем говорить, хорошо это или плохо, но изменило это жизнь?
К. Изменило. Всю нашу культуру, если хотите.
С. Совершенно верно: изменило нашу культуру.
К. Да. Понимаете, нам очень трудно перешагнуть через рубеж одного поколения. А вот искусство в этом смысле переходит через поколения гораздо проще. Нам гораздо проще читать литературу девятнадцатого и даже восемнадцатого века, чем всерьез интересоваться техникой и даже наукой той поры.
С. И проще, и полезнее, между прочим!
К. И вот поэтому в нашей современной литературной фантастике нас гораздо больше интересует социальная проекция на будущее, чем изощрения в области техники. По-моему, в большинстве случаев вы в основном занимаетесь скорее словотворчеством всевозможным, чем построением какой-либо системы, которая могла бы отвечать тому, что должно тогда произойти. И правильно, это не ваша задача. Это, по-моему, в каком-то смысле вообще ничейная задача…
С. Да нет, ну пусть забавляются. Кстати говоря, ребятишкам очень нравится такого рода литература. Но на то они и ребятишки, как говорится.
К. Но вот эти ребятишки становятся взрослыми… Что они несут в это будущее?
С. Что несут они? Уже то хорошо, что они несут в будущее привычку к элементам новизны.
К. Новая деятельность их не пугает.
С. Не пугает. Ведь не секрет, что если в 50-х годах, скажем, пытаться взрослому внушить идеи теории относительности, он голову сломает на этом деле. И выясняется, что если с теорией относительности в ее, конечно, так сказать, принципиальных ракурсах, столкнуть мальчишку, он ее проглатывает сразу. И когда он будет заниматься ею уже подробно, уже по-настоящему, по-математически и так далее, ему уже это ничего не стоит…
К. И наши студенты гораздо легче ее воспринимают.
С. Совершенно верно.
К. Я считаю, что обучать таким вещам нужно эволюционно, то есть сначала уча старое, затем производить частичную ломку, кризис, какое-то изменение сознания. И таким образом их вводят в курс новых представлений: им с самого начала говорят, что скорость света не зависит от системы отсчета, что время относительно… И они воспринимают это! У них конфликт будет в другом: когда придет новая теория на смену этой.
С. Сергей Петрович, вы помните, в средневековых университетах Пифагорова теорема называлась «ослиным мостом»?
К. Почему?
С. А потому, что тот студент, который доходил до теоремы Пифагора и одолевал ее, с трудом перетаскивался через этот мост, — он уже становился бакалавром, он был уже готовым ученым.
К. Понятно.
С. А сейчас? С квантовой механикой или с чем-то еще? Таким образом пытаюсь ответить на ваш вопрос, Сергей Петрович: с чем нынешний мальчишка, которого знакомят с калькулятором и так далее, придет в будущее? (В недалекое, правда, будущее.) Мы можем уже ответить достаточно положительно, что он придет уже прирученный, приученный. Его не будут уже пугать роботы, его уже этими механическими чудовищами не испугаешь, он будет на них показывать пальцем и хохотать: «Эка дядя выдумал! Это, во-первых, нам не страшно, во-вторых, не нужно, в-третьих, это смешно».
(Пауза.)
С. Но какие опасности могут поджидать это самое поколение, которое сейчас либо еще в пеленках, либо только садится за парты, на его жизненном пути? когда начинают меня учить на электронном калькуляторе, я только прихожу на производство — мне подсовывают позитронный калькулятор, а только я овладел позитронным калькулятором — мне, понимаете, предлагают пользоваться энергией соседствующего пространства… и так далее, и так далее. И конца этому нет… может не быть, потому что ускорение технического прогресса — объективная реальность, ничего тут не скажешь.
К. Вот даже когда учили в школе детей языкам программирования, а к тому времени, когда они кончали, языки сменялись…
С. Вот хороший пример, отличный пример! И моя дочь как раз с этим столкнулась.