На счет «два» критик скорбит о недостатке печатной площади и вместо себя предлагает «авторам писем послушать друг друга». Далее идет подборка цитат, отобранных так, чтобы показать, что «разногласия в понимании идей и конфликтов прозы Стругацких встречаются в письмах поминутно», а значит — нечего пенять на особое мнение И. Васюченко. О том, что отправной точкой писем было именно несогласие корреспондентов «Знамени» с критиком Васюченко, — тихо забывается. Читателям предлагается выяснить отношения между собой. При этом И. Васюченко громко ужасается, что «при их встрече произойдет катастрофа. Аннигиляция», и с безопасного расстояния призывает враждующие стороны к спокойствию и смирению. Таким образом, во всем оказываются виноваты читатели, имеющие наглость столь по-разному воспринимать Стругацких. Стругацкие, в свою очередь, виноваты, что пишут прозу, вызывающую неоднозначные мнения. А где же критик? Критик, убоявшись аннигиляции, покинул поле боя. От греха подальше…
Трюк состоит в том, что никто из читателей «аннигилировать» не собирается. Аннигилизм нужен критику лишь затем, чтобы напустить читателей друг на друга и на самих Стругацких. Предполагается, очевидно, что мнение Ирины Васюченко и есть та золотая середина, которая уцелеет, когда поле боя очистят от трупов и обломков оружия.
Несомненно, в числе высказываний корреспондентов «Знамени» есть спорные или вовсе, с нашей точки зрения, ошибочные. Но, во-первых, некорректно судить о целостной концепции по произвольным отрывкам. Во-вторых, даже будучи неправыми, корреспонденты «Знамени» имеют неоценимое преимущество перед Ириной Васюченко: они не желают «холодно разбираться», а бескорыстно отстаивают свою позицию.
Известно, что АБС активно способствовали росту публикаций фантастов «четвертой волны», «пробивали» новые имена в журналах и издательствах. Но порой было необходимо почтить память и маститых авторов. Одной из первых книг, которые выпустил кооператив «Текст», созданный при активном участии АНа, стал сборник Лазаря Лагина. Предисловие к нему написал АН.
<…>
Одна за другой выходили из-под его пера, выскакивали, как из обоймы, по выражению Леонида Леонова, крепкие книги, в которых острый, захватывающий сюжет удивительным образом сочетался с остротой политической: «Патент АВ», «Остров разочарования», «Атавия Проксима», «Съеденный архипелаг»… И над калейдоскопом ярких фигур ученых и пролетариев, убийц в мундирах и убийц во фраках, борцов и обывателей вырос вдруг, словно в противоположность милому и доброму Хоттабычу, жуткий, почти сатанинский в своей обнаженной пошлости чемпион предателей майор Велл Эндъю — воплощение всей гнусности человеческой истории от античных времен до наших дней, мастерски вылепленный Лазарем Лагиным образ человека, предавшего само человечество…
Вероятно, эти фантастические романы-памфлеты после «Хоттабыча» наиболее известны нашему читателю. Гораздо менее известна — не по вине автора, конечно, — его серия коротких и острых сатирических притчей, объединенных в своеобразный цикл «Обидные сказки». Сатирическое жало этих сказок направлено, если можно так выразиться, вовнутрь, что и объясняет, в известной мере, крайнюю их непопулярность у издателей доперестроечного периода. Над «Обидными сказками» Лагин работал с начала тридцатых годов и едва ли не до самой своей кончины. Наконец, был у Лагина и своеобразный цикл рассказов автобиографического толка, названный им «Жизнь тому назад». Лишь один рассказ этого цикла увидел свет до выхода настоящей книжки.
Умер Лазарь Иосифович в 1979 году.
Как младший его коллега я решаюсь добавить к сказанному, что всегда восхищался работой Лагина — и не только смелостью его фантазии, не только сюжетным мастерством, но и превосходной стилистикой, умением пользоваться словом, своеобразной интонацией, по которой узнавал автора с первых же строк, что, как известно, можно сказать далеко не о каждом писателе.
<…>
О создании издательства «Текст» и о своей работе с АНом рассказывает писатель и редактор Михаил Гуревич (литературный псевдоним — Кривич).
В 1987 году у Виталия Бабенко и Кира Булычева возникла мысль создать писательский кооператив. В стране подул, простите за банальность, ветер перемен, и то, что казалось немыслимым, вдруг могло стать реальным. Идею они стали обсуждать с теми, с кем были связаны человеческими и профессиональными отношениями: с членами Московского семинара молодых фантастов Валерием Генкиным, Владимиром Гопманом, переводчиком Андреем Гавриловым, сотрудниками журнала «Химия и жизнь» Михаилом Гуревичем и Ольгертом Либкиным. Кроме того, согласие на участие в проекте дали писатели старшего поколения Аркадий и Борис Стругацкие и Евгений Войскунский. Наконец, художником издательства согласился стать Владимир Любаров, замечательный книжный график.
К лету 1988 года идея не только созрела, но и была готова претвориться в реальность. Мы подготовили проект Устава и вышли на разрешительную инстанцию, которой оказалась комиссия по делам кооперативов, — ее возглавлял Ю. М. Лужков. Заседала она в каком-то офисе (слова этого, впрочем, тогда еще не было в нашем обиходе), на улице Мархлевского, нынешнем Милютинском переулке.
В начале августа 1988 года нам назначили день приема. Назначили на ночное время, днем Лужков, наверное, решал более серьезные вопросы. Пошли мы втроем: Кир Булычев, Гера Либкин и я (Бабенко и Гопман были в Венгрии на какой-то конференции фантастов). Понятное дело, не обошлось без очереди. Впереди нас толпились шашлычники, шиномонтажники и металлоремонтники, так что у двери лужковской приемной мы очутились только в начале второго ночи.
Происходившее смахивало на райкомовскую комиссию, дававшую в давние времена разрешение на выезд за границу: несколько убеленных сединами ветеранов с орденскими планками, несколько шустрых комсомольцев, а во главе стола сам будущий столичный мэр. Просмотрев наши документы, Лужков удивленно хмыкнул и не так чтобы очень доброжелательно сказал: «Значит, собираетесь издавать книги… А как быть с идеологией? Кто за ней смотреть будет?» Кто-то из нас ответил: «Среди нас такие известные писатели, как братья Стругацкие и Кир Булычев, кому, как не им…» — «М-да, — пожевал губами Лужков, — писатели они, что и говорить, известные, но только сами нуждаются в идеологическом контроле… Книгоиздание в целом — дело хорошее, но лучше все-таки вам работать с каким-нибудь надежным издательством. Оно будет осуществлять идеологический надзор, вы же будет заниматься редактурой и другими техническими проблемами. Так что перепишите Устав и приходите на следующее заседание комиссии». Наверное, мы представлялись ему каким-то подобием кооперативного машинописного бюро.
С этим мы ушли. И вскоре нашли идеологическое пристанище, сейчас бы сказали «крышу», — издательство «Юридическая литература», которому мы и по сию пору признательны за доброе «крышевание». Переписав Устав, через неделю пришли на новый прием к Юрию Михайловичу. На сей раз без Кира Булычева, но с Валерием Генкиным и Александром Кацурой. Увидев, что страшного словосочетания «издательский кооператив» в наших документах нет, а есть безобидный эпитет «редакторский», надзиратели за кооперативами дали нам «добро», и мы вышли в теплую августовскую ночь, довольные, что мечта сбылась, но перепуганные своим новым статусом — кооперативщики, кооператоры! Неужто не прихлопнут! Не прихлопнули, и в середине августа мы получили долгожданное разрешение на открытие кооператива «Текст».