А. Герман. Потому что «трудно быть богом» означает, что богом быть трудно. А тут пришел Горбачев и на каждом шагу демонстрирует нам, что нет ничего проще, чем быть богом: этих сейчас раскидаю, этого уберу, Лигачева потесню, и все у нас получится. К сентябрю будем жить не хуже, чем в Англии. А что? Страна большая. Нефти много. У англичан и нефти никакой нет. Смотрите, как на каждом шагу побеждают прогрессивные силы, народ безмолвствует — в том смысле, что поддерживает власть. Байку стало скучно писать. Раньше все понимали, что у Стругацких дон Рэба — это Берия или там Андропов, а теперь так и пиши: Берия или Андропов. Чего намекать? Поди и скажи. <…>
В октябре Авторы продолжают работу над ОЗ.
В ОЗ: Демиург заставляет каждого из апостолов придумывать мир-мечту, а потом отправляет «творца» в этот мир. Парасюхин возвращается с разбитой мордой, недоумевающий. Задумывается.
— Ты врач. Болезнь поражает только подлецов. Твои действия?
— Было. Сначала венерические, потом СПИД. Поражало безнравственных.
— Не то. Там поражало всяких. Страдали и невинные. А здесь — ТОЛЬКО подлецы.
— Письмо молодых врачей (студентов) в «Огонек».
— Людей делят по-разному. Рабочий — капиталист. Черный — белый. Русский — еврей. Так ведь врач должен делить на тяжелых и легких. Тяжелым помогать — в I очередь.
17.10.87
Прибыли в Репино писать 40ЛС.
Разговаривали.
18.10.87
Последняя сцена — отъезд Г. А. во Флору.
Игорь решительно садится в машину.
Иришка рвется — Г. А. запрещает ей и Зое. Зоя дисциплинированно остается. Аскольд держит И<ришку> за локти: «Ничего, я ее подержу. Езжайте». Обмен взглядами на прощанье.
Сделали 3 стр. (39)
Вечером сделали 2 стр. (41)
19.10.87
Сделали 3 стр. (44)
Поздно вечером Игоря вызывает Саня Дроздов. Была демонстрация детей. Вопреки Риве. Рива их разогнала, детей спешно отправили смотреть новую серию «Термократора». Статья Г. А. вызвала взрыв. Завтра будут пикеты. Убрались бы вы по-доброму. Игорь — к Г. А., а там все сидят и обсуждают статью.
Вечером сделали 2 стр. (46)
Аскольд: Вы выступили как поэт и социолог. И никудышный политик. Вы не утихомирили, а возбудили.
Г. А. Я не собирался утихомиривать. И не сумел [нрзб] думать.
Аскольд: Стали думать 10, а оскорбили 10 тыс. человек, бунтуют 10 тыс.
Г. А. 10 — не так уж мало!
«Я не называл имен, хотя я мог бы их назвать. Я был резок, м<ожет> б<ыть>, даже груб, но я не прошу прощения за это. Все, что я сказал здесь, обращено к людям, добрая половина которых — мои ученики и ученики моих учеников. Все, что я сказал здесь, обращено к ним в той же мере, в какой я обращаю это к себе. Стыд и горе мучили меня последние дни, ибо вину за происходящее я принимаю на себя в той мере, в которой может принять ее отдельный человек. И я прошу вас только об одном: замолчите и задумайтесь. Ибо настало время, когда ничего другого делать пока нельзя».
20.10.87
Сделали 3 стр. (49)
Вечером сделали 2 стр. (51)
21.10.87
Сделали 3 стр. (54)
1 запись. 7–11 — пикеты, газеты.
2 запись — 12–13 — отбытие Мишеля.
3 запись — 14–15 — посещение I секретаря.
16 — выступление мэра.
16.30 — разговор с Мих<аилом> Тарасовичем.
17 — звонит мальчику, чтобы тот вызвал сына.
20 — разговор с сыном.
Вечером сделали 2 стр. (56)
В мегафон читают порочащие статьи; разыгрывают угрозы «Выходи по одному…»; музыка Джихангира.
Г. А. Нет. Я не люблю их сейчас. Я не хочу с ними разговаривать.
22.10.87
Сделали 3 стр. (59)
Вечером сделали 2 стр. (61)
23.10.87
Сделали 3 стр. (64)
Аскольд: Что означают эти слова про сокрытие преступления и прочее?
Г. А. Это означает, что много раз бывали случаи, когда ученики предавали учителя, но я что-то не слыхал, чтобы учитель предавал учеников.
Хотел спросить (ядовито) Дроздова, будут ли они участвовать в акции, но уже все разошлись.
Вечером сделали 2 стр. (66)
24.10.87
Сделали 3 стр. (69)
И ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК ДНЕВНИКА НА 69 СТР.
25.10.87
Треплемся.
26.10.87
«Не мир я несу вам, а меч/ту о мире».
— Но в оригинале же — по-арамейски!
— Не говорите мне про оригинал, там еще хуже: «Не сытость брюха принес я вам, а вечный голод духовный».
Объяснения:
1). Подготовка к Страшному суду (не подходит по фактам, не те апостолы)
2). Огромный эксперимент над чел<овечест>вом (герой предлагает себя)
3). Хочет оттянуть на себя зло, разлитое в мире, раз уж не удалось затопить мир добром.
Надо: из наших старых дневников набрать интересных цитат (Шпенглер, Габор, Ницше, Рассел…) и их прокомментировать.
Известные журналисты, критики начинают обращать внимание на творчество АБС, но, как и в случае с Татьяной Ивановой, зачастую не справляются с не совсем привычным для себя жанром.
28 октября в «Литературной газете» публикуется обзор современной советской сатиры.
<…>
Сейчас — с публикацией «Сказки о Тройке» Аркадия и Бориса Стругацких в «Смене» (№№ 11–14), романа-фельетона Михаила Жванецкого «Жизнь моя, побудь со мной!» в «Авроре» (№№ 4–6), сатирической повести Михаила Успенского «В ночь с пятого на десятое» в «Енисее» (№ 2) и философской сказки Фазиля Искандера «Кролики и удавы» в «Юности» (№ 9) — в полку злословящих и, если можно так выразиться, зломыслящих, готовых действительно, а не понарошку выжигать «все отрицательное, прогнившее, отжившее», явно прибыло. И, говоря о них, первым делом надо указать, что вещи это очень разные — и по времени создания, и по материалу, и по характеру его обработки, и по целевой установке.
<…>
Припоминание — только на сей раз о «шестидесятых дрожжевых» (Д. Самойлов) — придется кстати и при чтении «Сказки о Тройке»: эта повесть Стругацких, появившаяся впервые лет двадцать назад в малотиражной и малодоступной «Ангаре», многим памятна хотя бы по молве, ей сопутствовавшей.
<…>
Вещи, словом, разные, но все они — сатиры:
и веселая история М. Успенского о том, как некий добропорядочный гражданин мыкался по учрежденческим коридорам в поисках яда против цимекс летулярии, а в просторечии — клопов домашних;
и невеселая история Ф. Искандера о том, как едва не рухнуло на диво сбалансированное равновесие между сообществом простодушных кроликов и сообществом столь же простодушно пожирающих их удавов;
и монолог М. Жванецкого, рассказывающего о многом, но преимущественно о том, чего он в нашей жизни стыдится и что он и в себе, и в нас с вами, читатель, люто ненавидит;
и озорная притча Стругацких о том, можно или все-таки невозможно простым, но, естественно, бесправным людям победить или хотя бы объегорить упыреобразную «Тройку», наделившую себя всеми и всяческими правами…
И сатиры эти нужно научиться читать.
Не пугаться по крайней мере, когда у членов «Тройки» обнаруживается опасное портретное сходство с небезызвестными историческими личностями, когда герой-повествователь у М. Успенского называет — нет, обзывает! — недавнее наше прошлое эпохой «попустительства и развитого алкоголизма», а Ф. Искандер с брезгливым сочувствием рассказывает, например, о королевском Поэте, который так часто воспевал ворон вместо буревестников и столь долгие годы готовился воевать с тиранией, что — при всем своем вывесочном вольнолюбии — как-то незаметно для себя стал и ее стыдливым нахлебником, и ее бесстыдными вольнонаемными устами.