Позже Юрий Арабов вспоминал о перипетиях кинофильма.
<…>
— С картиной «Дни затмения» была другая ситуация. В основе лежал сценарий, написанный братьями Стругацкими, режиссером выступил ваш постоянный соавтор Александр Сокуров…
— Да, эта картина стоит особняком. Александр Сокуров вообще очень осторожно относится к фантастическому элементу, и в этой картине происходила, я бы сказал, борьба с фантастикой. В повести «За миллиард лет до конца света», которая легла в основу сценария, гениальный сюжет! О том, как что-то в природе, в космосе препятствует интеллектуальной деятельности человека и ставит ему планку. В первом варианте сценария так и было: ученый делает открытие, но кто-то или что-то бьет его по рукам. Режиссер приступил к съемкам и вдруг понял, что не хочет снимать этот сюжет, а желает рассказать о том, как социальная и культурная жизнь бьет человека по рукам. Не космический закон, а вот эта социальная и культурная жизнь ставит запреты, потому что ты не такой, как другие, потому что ты более тонкий человек, чем другие, и они, эти другие, тебя уничтожают. Близкий сюжет, но иной. Для такого поворота мне пришлось прекрасную повесть Стругацких «перелопатить». Сокуров захотел провести съемки в Красноводске, где прошла его молодость. Его привлекла эта идея: иноязычная среда, мусульманская культура и внутри — русский человек. Фантастические элементы, имеющиеся в этом фильме, суть «атавизмы» Стругацких, которые режиссеру и сценаристу не удалось до конца перебороть. Так что, если смотреть с точки зрения фантастики, то это несчастная картина.
— Но, кстати, был ведь еще один соавтор сценария — Петр Кадочников.
— Сценарий, написанный Стругацкими и Петром Кадочниковым, долгое время лежал на «Ленфильме». Я уже не помню — то ли Петр сам хотел его снимать, то ли он был только соавтором, а режиссера не было. А потом он погиб. Он полез на сосну смотреть закат, а ветка под ним обломилась. Вот такая поразительная и ужасная история. Вообще вокруг этого сценария все время происходили какие-то мистические события. С авторами картины начали случаться примерно такие же истории, как с их героями. Но в фильме роль мистического элемента снижена.
<…>
Февральский седьмой номер газета «Книжное обозрение» посвящает фантастике. Начать разговор предлагается Авторам.
Есть идеал — коммунистическое человечество; вот с этих позиций и надо пером вытаскивать из всех щелей сегодняшнюю дрянь. И не удивляться ее шипению, а то и укусам. Ведь если советские фантасты будут искать спокойных бережков над речкой, у общества одним гребцом станет меньше. А этого быть не должно.
Мы рады, что «Книжное обозрение» свой специальный выпуск посвящает фантастике. Нам представляется это и своевременным, и симптоматичным.
Тридцать лет назад мы написали свою первую статью о положении в советской фантастике. Она не была напечатана, и слава богу, ибо читать ее сегодня было бы, наверное, и странно, и неловко.
То было время, когда девяносто пять процентов издательских работников и литературоведов искренне полагали, будто фантастика — это такая специальная научно-популярная литература для подростков. И что характерно — большая часть писателей-фантастов понимала фантастику так же. Издательства выпускали в год не более полдюжины названий — главным образом переиздания классиков (Жюль Верн, Г. Уэллс, А. Беляев), а писательский актив составляли авторы, имена которых сегодня помнят только специалисты да коллекционеры.
Впрочем, любителей фантастики было много уже и тогда, но никто из них не слыхал в те времена имен А. Днепрова, Е. Войскунского и И. Лукодьянова, С. Гансовского, И. Варшавского, В. Савченко, М. Емцева и Е. Парнова, Д. Биленкина, В. Михайлова, Кира Булычева. Михаила Булгакова знали только библиофилы. А. Азимова, Р. Брэдбери, С. Лема — только те, кто читал по-английски и по-польски. Р. Шекли, К. Воннегута, С. Кинга — вообще никто.
Как видите, кое-что все-таки переменилось за эти тридцать лет. Появились новые имена, наша фантастика пережила небывалый взлет 60-х и сокрушительный разгром в 70-х. Престиж ее внутри нашей страны и за рубежом неизмеримо вырос. Заявили о себе специалисты-теоретики этого вида литературы. Фантастика пришла в кинематограф.
И в то же время количество проблем не уменьшилось, а вроде бы даже возросло.
Казалось бы, названий литературной фантастики, издаваемой ежегодно, не так уж и мало, но ХОРОШАЯ фантастика по-прежнему остается дефицитом.
Казалось бы, авторский актив увеличился на порядок, но буквально десятки талантливых авторов пробиться к читателю так и не могут.
Казалось бы, уже и сами инстанции, от которых зависит издание высококачественной фантастики, на словах признали роль и важность этого вида литературы, но на практике не делают ничего для его успешного развития, а зачастую попросту мешают этому развитию.
И сегодня, как и тридцать лет назад, приходится объяснять, убеждать и ругаться.
В конце февраля АБС встречаются в Москве. Они собираются работать над сценарием ЖВМ, но отводят время и правке черновика ОЗ.
фотохромные очки
20.02.88
Вчера Б. прибыл в Мск писать ЖвМ-С.
Сделали 5 стр. (7)
Вечером сделали 5 стр. (10) (22)
21.02.88
Сделали 8 стр (18)(53)
«Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх».
Евангелие от Иоанна[47].
Вечером сделали 5 стр. (23) (71)
22.02.88
Сделано 10 стр.(33)(107)
Вечером сделали 5 стр. (38) (137)
23.02.88
Сделали 11 стр.(49) (161)
Вечером сделали 6 стр. (55) (180)
24.02.88
Сделали 7 стр. (62) (209)
Вечером сделали 7 стр. (69) (217)
«…порожденные страхом, подозрениями и тайной»[48].
25.02.88
Сделали 6 стр.
И ЗАКОНЧИЛИ СЦЕНАРИЙ НА 76 СТР-ЦЕ.
26.02.88
Составляем планы изданий и вообще подбиваем всякие бабки.
1. Человек, который мог все.
2. Антиутопия. Конец перестройки.
27.02.88
Б. уезжает.
В мартовском номере журнала «Детская литература» выходит еще одна умная и основательная статья о творчестве АБС.
<…>
Интеллект, способный к детальному анализу заданного предмета (костяк прозы Стругацких); развитое воображение, несомненные литературные данные, в частности склонность к игре, к мистификации, к актерству; упорное творческое совершенствование и, как следствие, успех у широкого читателя — все это обусловило создание уникального мира прозы Стругацких. Предметом своего исследования Стругацкие, повторяюсь, раз и навсегда избрали социум.
<…>
В начале шестидесятых «наступил естественный период разочарования. Мы потеряли ориентировку тогда», — скажет впоследствии Борис Стругацкий. Потеряли ориентировку не только Стругацкие. Проза тех лет дала резкий крен в сторону лиризации, романтизации действительности. Это как раз заставило Стругацких все более осознанно искать, моделировать «трезвые» варианты объективно-возможного будущего. Именно это, в конце концов, определило место и роль детства в их прозе. Детства — не возрастной категории, не розового периода развития личности, но категории философской. Воплощенного будущего. Принципиальной новизны в этом нет, но… Стругацких интересует неожиданная грань взаимодействия этих величин: мера и формы воздействия будущего на настоящее.
<…>
Детство как таковое присутствует уже в первой повести Стругацких («Страна багровых туч», 1957). Пока вполне номинально. Довольно уверенное тогда ощущение «коммунизма — в четыре пятилетки» как единственно возможного варианта будущего снимало какие бы то ни было споры о детях. Могут ли в коммунизме быть плохие дети?.. Конечно, нет, а поэтому и внимание Стругацких коснулось детства лишь однажды. И то вполне традиционно по тем временам: «Вообще назначение человека, — скажет Дауге, — превращать любое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживем до садов на Венере, то наши дети доживут…»
48
Финальные слова сценария ЖвМ: «Тем более что мы так и не знаем до сих пор, что же это было: проявление загадочной страшной программы или роковая цепь случайностей, порожденная страхом, подозрениями и тайной…».