– А Енкалыча усовестить нать! – сказал на прощанье Потёмкин. – Мы православных от нехристей ослобонить идём, а не притеснять и обиды им чинить! Втолкуй енто в его стоеросовую башку!
– Потолкую с Челищевым, – пообещал Пушкин.
– А не отстанет от разбоя – пиши прямо великому государю. – Нам тати в войске не надобны!
– Истинно так! – неторопливо взбираясь на вороного коня подтвердил суждение товарища по оружию Олонецкий воевода.
Знакомство
Стольник Потёмкин, откинувшись в седле, пребывал в приятной полудрёме, прикидывая, что раньше вечера в свой лагерь, устроенный там, где Лавуя-река впадает в Ладожское озеро, всё одно не поспеет. Стрельцы, гнавшие навстречу, по размякшей от недавнего дождя лесной дороге, толпу холопов, при виде воеводы сбили древками алебард своих жертв почти к самым древам. Десятник, сняв шапку, низко поклонился даже не заметившему его Потёмкину. Вдруг один, оттолкнув стрельца, пал прямо в ноги коню стольника. Красавец Яхонт застыл каменно, презрительно раздув ноздри и громким ржанием давая понять: марать копыта о мальца, которого соплёй перешибёшь, – не для боевого коня.
– Спаси! Боярин и воевода! – не поднимая головы кричал парень, которого уже охаживал плёткой подбежавший десятник.
– Встать! Раб!
– Я не раб! Do manus![24]
– Стой, пёс! – махнул рукавицей десятнику враз пробудившийся Потёмкин, меньше всего ожидая услыхать в этой глухомани латинское слово и с интересом разглядывая комок грязи и крови под ногами Яхонта. И ему ведом язык великих кесарей?
– Jntelligisme linguam Latinam?[25] – грозно вопросил стольник.
– Recte quidem, Domine spectatissime[26]… – срывающимся голосом пробормотал парень. – Я сын попа, Васька Свечин, взятый обманом. Я тебе пригожусь, боярин. Я ведаю и по-шведски, и немчинов язык знаю. У Невы рос!
– Поднять, умыть, накормить, опосля представить пред мои очи, – приказал воевода.
Подождав, пока парня поднимут, тронул коня.
– Куды ещё взять! Отрок приказу Челищева с теми холопьями гребцом быть должон, – встрял десятник.
– Царёву стольнику перечишь, пёс! – прорычал Потёмкин, и кичливый стрелец сник, вобрал голову в плечи, рухнул на колени, узрев в единый миг бездонную огнедышащую пропасть, разверзшуюся между ним и разгневанным барином, принадлежащим к тем, кто правит всеми делами на Руси под рукой великого государя.
– А десятника – дать знать Челищеву – в его место! К веслу! – не поворачивая головы решил судьбу стрельца воевода.
Поезд Петра Ивановича Потёмкина продолжил путь. На одной из телег, наспех умытый водой из следовавшей с запасливым Акимом бочки, переодетый в чистые порты и рубашку, уплетал щедро намазанную мёдом краюху хлеба молодой попович.
А Потёмкин вернулся к своим думам о том, как исполнить волю государя Всеа Росии Алексея Михайловича и побить шведов столь малым войском. Да, новгородский воевода князь Голицын снабдил его – спасибо превеликое – поспособствовал: снабдили воеводу деньгами без проволочек, и ратные люди получили должное жалованье. Получено изрядно и знатного зернёного пороха в картузах. Но… людей мало. Пришедшие ж казаки сразу дали понять: не люб им воевода. Подчиняться его воле не желали, до открытых угроз доходило! Очень им не нравился и приказ Потёмкина, запрещавший грабить и притеснять местное население, как в росейских пределах, так и в шведских землях. Особливо это касалось всех православных, зорить дозволялось токмо шведов, немцев и прочих латышей[27]. А до них предстояло ещё добраться! Православные же со своим нехитрым скарбом, а иные, кто побогаче, – и со скотом своим, и с казной – валом валили в лагеря Потёмкина и Пушкина. Но трогать их воспрещалось под страхом смерти! Лишь люди Челищева иногда рисковали забижать местных, но их ждала кара неминуемая – жалобы на паскудников уже были поданы как воеводе Пушкину, так и князю Голицыну, и даже на Москву! А те всё продолжали своевольничать! Вон и поповича в гребцы б забрали, не вмешайся стольник!
С юных лет полюбивший чтение и льнувший к отцову куму – дьяку посольского приказа Фёдору, Потёмкин в мечтах от имени царского правил великие посольства в заморских странах, добивался выгод премногих для своего государя. Потому и расспрашивал учёнейшего человека Фёдора о старинных делах посольских, договорах с соседями росейскими – и дьяк охотно беседовал с любознательным отроком, а потом даже стряпчим его к себе в приказ пристроил. Тут уж отвёл душу дворянский сын Пётр Потёмкин! С дозволения дьяков читал старые трактаты, свёл дружбу с толмачами и начатки нескольких языков изучил, с грехом пополам латынь усвоил. И когда он, младший сын в семье, был пожалован в царёвы стольники – казалось, путь к делам посольским открыт.
27
Так называли населявших ижорские земли простолюдинов и крестьян различных национальностей, принявших лютеранство.