– А с воеводой вы сговоритесь: он воинское дело ведает, муж крутой, горячий, минувший год у поляков Люблин изгоним взял! Помни, вы патриарши посланцы! Потому все ваши свершения – именем Господним! Не посрамите меня!
– У нас все старые казаки, голоты нет, – солидно сказал Назар.
– Добро. Отправляйтесь немедля. Два дня царёво войско провожал, теперь вами займусь. Жалованье будет двойное, из моей казны. Знашь сколь?
– Покудова нет.
– По два рубля в месяц на казака до новолетия. Ясаулу твому за всё – дюжина, тебе, как голове – двадцать рублёв. Довольно ль? – принял величественную позу Никон.
– Изрядно, – честно ответил Назар.
– Сам ведаю. На спасение православных мне казны не жаль. Сегодня пришлю до конца года. А ещё доставят на струги э-э-э… – Никон замялся на миг, но, быстро вспомнив, проговорил нараспев, – волконеи[34], сиречь малые пушечки, для боя на воде сгодятся.
– Сгодятся, – подтвердил атаман.
– Дале. Лично отслужу за вас молебен. Благословляю идти на Стокгольм и в други земли! – перекрестил упавшего на колени атамана Никон. – С нами Бог!
«А всё-таки хороший из него получился бы атаман, – подумал Назар, проворно сбегая с холма, – что до воеводы Потёмкина – поглядим ещё, что за храбр[35]. Ничо, первый бой покажет».
Вечером, как и обещал патриарх, к атаману прибыли доверенные люди патриарха с тяжеленным сундуком – казачьим жалованьем, и вестью: десять волконей будут ждать на стругах. А ещё Назару передали лёгкую и прочную кольчугу – личный дар патриарха Никона.
– Ишь какой заботливый главный поп Москвы, – пошутил старый ясаул Лука, осмотрев подарок. – Не то что Грозный царь! Тот Ермаку-атаману тяжкий панцирь пожаловал, так доспех его и утопил. А в этой кольчуге купайся сколь хошь – прочна, но легка, как рубаха!
– Говорил же тебе, такой как Никон на Дону в атаманы бы легко вышел, – усмехнулся довольный даром Васильев и удивил казаков патриаршим знанием водяного боя. – Благословил нас Никон итить на абордаж!
– Ну, ежели он про абордаж разумеет и в волконеях смекает, то да, ватагу б набрал! – согласился ясаул.
Орешек
Две крепости – Ниеншанц и Нотебург – полностью контролировали то неспешное, то бурное – в зависимости от дурного природного характера сей артерии – течение Невы, надёжно запирая реку с запада и востока. И пока развевались над ними шведские знамёна, выход к Балтийскому морю для русских оставался недостижимой мечтой. Об этом размышлял поднявшийся, по давней привычке, первым летним вечером на крепостную стену комендант Нотебурга майор Франц Граве. Седой швед, лихо заломив на голове шляпу, раскурил свою любимую глиняную трубку и внимательно оглядел берега, ощетинившиеся громадами зелёных и вечно колючих деревьев, казавшихся в серо-белую ночь чёрными зловещими троллями из скандинавских сказаний. Коменданту не раз напоминали их названия, но он всегда путал сосну с елью и не считал это важным. Важным было, если понадобится, разглядеть за ними противника. Именно так считал офицер.
Что пытался увидеть вдали опытный воин? Искрящиеся вражеские костры, чтобы сосчитать их число и прикинуть реальные силы русских? Об этом знал только сам майор, а он, от природы будучи человеком замкнутым, недоверчивым, своими мыслями делился чрезвычайно редко даже с офицерами гарнизона.
В том, что русские скоро нападут, старый служака ни минуты не сомневался. Вернувшийся намедни подсыл рассказал, что в лагере воеводы все знают: Потёмкин идёт «отбирать город Орехов» – так называют московиты эту крепость, которую Столбовский мир окончательно закрепил за Швецией.
Подсыл был хоть и грамотен, но в воинской науке оказался слаб – не смог точно указать количество вражеских пушек, объяснить, что это за пушки, зато людей, по его прикидкам, у царского воеводы было тысячи две.
Выбрасывая вперёд длинные, как у журавля, ноги, майор Граве молча шагал по крепостной стене, помнившей многие славные битвы. Ну, допустим, число солдат подсыл невольно завысил, прикидывал реальные силы Потёмкина Граве, – взял да прибавил бежавших к войску воеводы местных крестьян из русских, финнов, води, веси, карел и пока осевших в лагере. А они-таки валом валили к Потёмкину вместо того, чтобы исправно платить налоги в казну его величества Карла Десятого! Но, впрочем, налоги, сыск беглых – это всё дела фогтов и лансменов, а не королевских мушкетёров и тем более рейтар! Скорее всего, воевода располагал примерно полутора тысячами людей. И ещё неизвестно, что это были за солдаты! Если хорошие…