Майор тяжело вздохнул, остановившись на миг, скрестил руки на груди, втянул голову в плечи и подумал, что старому товарищу Якобу Берониусу и того хуже: он даже не комендант Ниеншанца и – умный офицер и чистокровный швед, дворянин из хорошего древнего рода – во всём должен подчиняться типичному наёмнику, исполнительному, но не инициативному шотландцу, подполковнику Киннемонду. Это значило, что, случись беда, главный удар в этой крепости примет старый ритмейстер, никогда не желавший знать, что такое ретирада. Тридцать лет назад Якоб стоил десятка любых солдат. Сейчас он так же стар, как его латы времён тридцатилетней войны, иссечённые вражескими шпагами. Рейтар же с ним два десятка! И майор Граве не в силах помочь ни старому боевому другу, ни Ниеншанцу Ему остаётся только одно: держать Нотебург и внимательно следить за Потёмкиным, чтобы, поймав его на серьёзной ошибке, вывести сотню солдат из крепости и нанести разящий удар. И он сделает это! Граве хищно втянул ноздрями ночной воздух, решив, что с завтрашнего дня надо будет урезать пайки – грядущая осада могла растянуться надолго, а на скорую помощь от высокого начальства и уж тем более Стокгольма он благоразумно не рассчитывал.
Как ни готовились к приходу русских шведы, Потёмкину, благодаря проводникам из местных рыбаков, удалось подойти к Орешку раньше намеченного как им, так и Граве, срока. Вошедшие в Неву на рассвете большие и малые струги, суда, тянувшие дощаники, заплясали на месте, борясь с сильным невским течением в виду величественной крепости. Воевода, широко расставив для устойчивости ноги на палубе своего большого, саженей пятнадцати в длину, струга, внимательно оглядывал крепостные стены. Каменную громаду Орешка он невольно сравнил с былинным русским храбром Святогором, заснувшим на острове в истоке реки в полном вооружении.
Сколько раз эта твердыня, возведённая три с лишним века назад внуком Александра Невского – князем Георгием Даниловичем – переходила из русских в шведские руки! Первый раз – спустя четверть века после основания. Король шведский Магнус Эрикссон тогда на Русь напал. Спустя год Орешек отвоевали и под приглядом новгородского архиепископа Василия возвели на месте почти сгоревшей во время сражения деревянной крепости каменную. А лет двести назад её вновь перестроили, сделав неприступной. Сколько шведы нападали – всякий раз ни с чем убираться приходилось из-под крепких стен!
За год до избрания царём Михаила Фёдоровича, отца нынешнего государя, после девятимесячной осады взяли-таки еретики лютераньские измором почти пустую крепость – её защитники или погибли, или умерли от болезней и голода. Жаль, но шведская теперь она! После Смуты обосновались тут шведы, опрометчиво наведённые на Русь царём Василием Шуйским, якобы с поляками биться. Они токмо свой интерес блюли, растеклись по всему северу! Опосля закрепили своё право на крепость в Столбовском договоре, обозвали её Нотебургом. Чуть заходила речь о возвращении Орешка – на бумаги ссылались: по договору он наш! А вот не стал великий государь Алексей Михайлович подтверждать Столбовский мир – и на тебе, нехристь, выкуси! Послан сюда воевода Потёмкин с войском вертать крепость, три с лишним века назад русскими людьми возведённую! Размышления стольника прервал громкий вскрик: по команде, видимо, десятского, один из стругов с казаками споро побежал к Орешку.
– Куды! – вырвалось у Потёмкина, прекрасно, впрочем, понимавшего: на судне его не услышат. Но он же строго-настрого велел без его приказа к шведу не соваться – и на тебе!
До берега оставалось, наверное, с полверсты али боле, точно на глаз по воде определить было трудно, когда над одной из бойниц Государевой башни взвился белый дымок, затем раздался невеликий гром – и справа от струга в воду бухнулось ядро, забрызгав казаков холодной невской водой.