Анаксимандр, ученик Фалеса, подходит к поискам первоначала с несколько иных, более абстрактных позиций. Симпликий в комментариях к "Физике"(24,13) пишет: "Анаксимандр... началом и элементом сущих [вещей] полагал бесконечное (to apeiron), первым введя это имя начала. Этим [началом] он считает не воду и не какой-нибудь другой из так называемых элементов, но некую иную бесконечную природу, из которой рождаются небосводы [миры] и находящиеся в них космосы... Ясно, что подметив взаимопревращение четырех элементов, он не счел ни один достойным того, чтобы принять его за субстрат [остальных], но [признал субстратом] нечто иное, отличное от них. Возникновение он объясняет не инакованием [=качественным превращением] первоэлемента, но выделением противоположностей вследствие вечного движения."<12, с. 117>
Гераклит Эфесский, по сообщению Диогена Лаэртия, высказывал следующие воззрения:"Огонь - первоэлемент, и все вещи - обменный эквивалент огня возникают из него путем разрежения и сгущения. Впрочем, ясно он не излагает ничего. Все возникает в силу противоположности, и все течет подобно реке. Вселенная конечна и космос один. Рождается он из огня и снова сгорает дотла через определенные периоды времени, попеременно в течение совокупной вечности (эон), происходит же это согласно судьбе... Сгущаясь, огонь увлажняется и, сплачиваясь, становится водой; вода, затвердевая, превращается в землю..."<12, с. 177>.
Примеры можно множить бесконечно.
Это, разумеется, начало естественных наук, но прежде всего это миф концепция объектного мира, позволяющая объяснить его. Это в корне отличает воззрения Фалеса, Анаксимандра и Гераклита от воззрений ученых нового времени. Проследим это отличие более подробно. Каждый из указанных философов имел свою концепцию объектного мира. Эти концепции, будучи в той или иной степени конфликтны друг другу, не могли быть использованы в повседневной деятельности до тех пор, пока не был задан вопрос о средствах построения концепций. В игре, содержащей технологию предметной деятельности, существует возможность полагания новой предметной технологии (изобретение колеса и рычага). Но находясь в игре, невозможно поставить себе целью создать метод исследования объектов и использовать полученную информацию для расширения сферы повседневной деятельности (например, изучив электричество и акустику, изобрести телефон, то есть изменить повседневность посредством научного открытия или изобретения, в корне отличающегося от того, что есть сегодня). Вопрос создания метода исследования объектов всецело принадлежит третьему уровню, который ученые стали осваивать только после эпохи Возрождения (хотя, конечно, нельзя не признать, что первые шаги в этом нправлении были сделаны Аристотелем и Архимедом.)
Прежде чем мы рассмотрим роль Сократа в излагаемом процессе становления философии, необходимо отметить одну важную деталь. Когда мы анализируем эллинскую социокультуру в целом, для нас точки M,D и R разных уровней раскладываются как роды занятий. То есть, rD-2 и 3 - точки истории, ибо историк всегда занят рефлексией совершившихся действий, и это его состояние, R-2 - точка мифотворчества и философии (до Сократа), D-3 - точка активных управленческих действий (трагики, политики). То есть процесс обживания (заселения) этих точек в ментальном мире важен для всей социо-культуры в целом. Когда мы говорим об отдельных группах людей - для каждой из них (сколь бы мала она ни была) выстраивается как бы своя система трех плоскостей (уровней), но на самом деле эта система плоскостей, простроенная для одной группы, вписывается в общую социо-культурную систему в качестве более низких фрактальных этажей соответствующих каждой группе точек. То есть философия из точки R-2 может переместиться только в точку R-3, но никогда не будет в точках M-3 и D-3. Но для философов это не будет скачок из одной точки второго уровня в соответствующую точку третьего, для них этот скачок представляет собой строго нормативный процесс, проходящий на втором фрактальном этаже: mR-2 - dR-2 - rR-2 == mR-3 - dR-3 - rR-3. То есть для них это переход из одной плоскости в другую, а не скачок из точки в точку.
Ко времени, когда Сократ стал философом, концепций объектного мира и систем ретропрожективной этики скопилось столько, что популярной стала мысль об отсутствии истины как таковой (Горгий из Леонтин) или (что то же самое) мысль о том, что истина - все. Последняя точка зрения принадлежит Протагору, по которому "Человек - мера всех вещей, существующих - что они существуют, не существующих - что они не существуют."<Цит.по 17, с.118>, из чего понятно, что у каждого своя истина. Софисты бродили по стране и, на потеху публике, доказывали любое утверждение. Они не придерживались никакой концепции возникновения и существования объектного мира, находя слабые и сильные стороны в любой концепции, находясь, таким образом, в позиции оценивающих (перетекающих из rR-2 в mR-3) то, что было сделано находящимися в R-2. Позиция софистов в ментальном мире весьма интересна в силу своей переходности: они уже не могут верить ни одной философской концепции, но они еше не могут представить себе философию в ее сократовско-платоновском понимании. Сократ произвел такое огромное впечатление на современников не содержанием своего учения (оно укладывалось в один афоризм), а тем, что утвердил философию на третьем уровне и населил собой и своими учениками (имеются ввиду Платон и мегарцы) точку R-3, достроив тем самым игротехнологический уровень.
Вопросы, занимавшие Сократа, относились, главным образом, к этике, которую он впервые понял как совокупность способов рационального конструирования поведения. Раскроем это утверждение. Сократ задавал собеседнику вопросы, работая с содержанием, предложенным собеседником. Сократ, иными словами, честно работал зеркалом, не стараясь навязать что-то свое (ведь он "ничего не знал"), а стараясь ввести собеседника в состоянии ауторефлексии (анализа собственной позиции по тому или иному вопросу). Если такого эффекта достичь удавалось, собеседник Сократа, уяснив изъяны своей позиции, уходил от него совершенно новым человеком, точно знающим, чего он хочет и как будет этого добиваться. Сократ был зеркалом, оводом, пристающим к согражданам, старающимся разбудить их от сна, заставляющим посмотреть на себя и понять смысл своих действий.
Сократ не записывал своего учения, поскольку в предыдущих фразах оно сформулировано полностью - от начала и до конца. А овладеть методом сократических бесед можно было только на опыте; опыт же, как мы показали в первой главе, нельзя передать вербально.
Так или иначе, Сократ оказался на игротехнологическом уровне (управленческом по отношению к игре). Он оказался там наряду с теми, кто находился в точке D-3 (т.е. властьпредержащими, трагиками и всеми, кто как-то пытался воздействовать на игровую реальность. Его казнь - всего лишь закономерный результат конфликта между управляющими с разных точек (соответственно, разными средствами). Кроме того, точка R-3 процессуально представляет собой рефлексию действий тех, кто находится в точке D-3. Таким образом, Сократ оказался в позиции анализирующего и оценивающего, а значит, подрывающего авторитет власти.
В "Апологии Сократа" читаем (после того, как Дельфийский оракул назвал Сократа самым мудрым, чем поверг его в недоумение):"Долго я недоумевал, что такое он {оракул - А.Ш.} хочет сказать; потом, собравшись с силами, прибег к такому решению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что тут-то я скорее всего опровергну прорицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты назвал меня самым мудрым. Ну и когда я присмотрелся к этому человеку - называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что человек, глядя на которого я увидал то, что я увидал, был одним из государственных людей, о мужи афиняне, - так вот, когда я к нему присмотрелся (да побеседовал с ним), то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр. От этого и сам он, и многие из присутствовавших возненавидели меня... Оттуда я пошел к другому, из тех, которые кажутся мудрее, чем тот, и увидел то же самое; и с тех пор возненавидели меня и сам он, и многие другие.